Ирина сделала глоток и с наслаждением зажмурилась. Кофе не только пробуждал, он давал ей уверенность в каждом дне. Она совсем недавно вновь пристрастилась к этому напитку, он успокаивал, маленький утренний ритуал вдохновлял на трудовую и повседневную суету. Эта страсть, зависимость, как она с удовольствием его называла, была ее единственным грехом, но грехом, помогающим забыть горе. Она открывала пакет кофе, вдыхала аромат молотых зерен, ставила турку, наливала воды… Иногда она пробовала разнообразить напиток и готовила его по рецептам разных стран. Ей нравилось поджаривать сахар в кастрюле, когда он начинал плавиться, словно лед, превращающийся в воду, а потом желтел, и начинало пахнуть жженым сахаром, когда она готовила такой кофе, никуда не ехала на машине, потому что эффект от него был сродни двум бокалам хорошего вина – от него приятно кружилась голова и появлялось ощущение легкого полета.
На втором этаже слышались шаги Наташи, которая ходила из ванной в комнату, из комнаты в ванную, и все это (Ирина улыбнулась) на носочках и с поворотами и взмахами рук, будто она плывет, а не ходит. Наташа всегда отличалась раздражительностью и хрупким здоровьем, и мама считала, что причина этому – постоянная суровая диета, которой истощала себя девочка. Но в то же время на щеках ее всегда играл легкий и здоровый румянец, каскад темных блестящих крепких волос, стянутых в строгий хвост, доставал ей до ягодиц, и, когда она резко поворачивалась, волосы сочной волной разлетались по воздуху, и Ирина не раз замечала в глазах окружающих мужчин восхищение. Но Наташа была равнодушна к мужскому полу, она была слишком увлечена танцами и учебой, чтобы тратить время на ранние романы.
Девятый час. Ирина поставила чашку на блюдце и поднялась к кастрюле с кашей, пыхтевшей на плите. Послышались быстрые шаги, Наташа всегда слетала вниз, так быстро перебирая ногами, что напоминала Джульетту в исполнении Улановой, столько волнения и тревоги, столько врожденной грации было в девочке, спускавшейся с лестницы. В декабре дочь выиграла конкурс и теперь готовилась к первому в своей жизни серьезному спектаклю. И хотя было заранее понятно, что девочка вряд ли станцует партию Жизели – она была пятой в очереди на замену главной исполнительницы Стаси Волиной, – Наташа добросовестно разучивала ее.
Не раз она признавалась маме, что с большим удовольствием станцевала бы в любом другом спектакле – мрачная история Жизели ей была не по душе. Но возможность была единственной, и Наташа уцепилась за нее, побеждая трудолюбием и рвением то, к чему у нее не лежало сердце.
Девочка подскочила к маме и красиво забросила руки ей на шею. Глядя на ее личико, Ирина вдруг подумала, что так обычно обнимают героев-любовников в фильмах, ей вспомнился момент из «Унесенных ветром», и она улыбнулась, целуя ребенка в нос.
– А Саша?
– Спит. – Наташа села за стол и взяла стакан с кефиром.
Ирина вышла в коридор и, как обычно, крикнула, что они садятся завтракать и, если он не спустится, будет завтракать в одиночестве и после мыть посуду. Саша что-то пробурчал в ответ, и женская половина дома приступила к завтраку.
Ирина выключила радио.
– Что тебе снилось? – спросила Ирина, отрезая сыр тонким ножом. Наташа улыбнулась и запихнула в рот ложку с кашей.
– Опять снилось, что я вышла на сцену, забыв причесаться и в каком-то немыслимом костюме. Вроде как торопилась и не успела загримироваться, чувствовала себя ужасно, но потом партнер меня не подвел, и мы все станцевали. А тебе?
Ирина вспомнила интерьеры в своем сне: прозрачные стены, через которые были видны другие комнаты, люди, которые, как и она, были заключены в ледяном плену. Она касалась холодных стен, шла вдоль них, под теплом ее ладоней стены таяли, но не настолько, чтобы пропустить ее в соседние комнаты. Кто-то из заключенных обреченно сидел на полу и пытался согреться, кто-то учащенно дышал на стену, пытаясь сделать отверстие, кто-то бился, кто-то кричал. Ирина не спешила освободиться, ей некуда было идти. Она понимала, что, даже проломив стену, она лишь окажется в соседней камере и это ничего не даст ни ей, ни тому, кто заключен там. Неожиданно она услышала голос Андрея, своего мужа, и рванулась к стене, возле которой он стоял. У них появился смысл бороться со льдом – они хотели быть друг с другом. Оба начали растапливать лед, как могли, но стены становились только толще, и им было все хуже видно друг друга. Соседние стены таяли, а стена, разделяющая ее с мужем, увеличивалась в ширину. Наконец Ирина оказалась окружена людьми из соседних камер, а мужа даже уже не было видно за толстой глыбой льда.