После этого сна ей снились другие, более веселые, и Ирина рассказала о них Наташе, не обмолвившись и словом о том, что ей снился Андрей.
Со второго этажа с грохотом спустился сонный и злой Саша. Он всегда был мрачным по утрам, в семье уже к этому привыкли и терпеливо ждали, когда он позавтракает и придет в себя после ночи. Он начал ворчать сразу, как только вошел: почему его не разбудили раньше, зачем Наташка каждое утро врывается к нему в комнату, он имеет право просыпаться по-своему, а эту кашу вообще не любит, давно просит у мамы сырники, но из-за сестры вынужден есть только каши, а с его мнением вообще не считаются, и вот даже кошка спит на его стуле, он не пьет кефир и по утрам мало ест, почему чай остыл, зачем в такую маленькую чашку налили…
Наташа и мама слушали эту тираду, они знали, пока он не выговорится, не успокоится. Ирина закончила есть, налила себе и Наташе чаю, дала распоряжения детям по поводу дел, которыми они должны были заняться в ее отсутствие, и отправилась наверх переодеваться.
Она поднялась в спальню и достала из шкафа брюки и блузку. Вытащила большой пакет, где лежали папки с документами, и тяжело вздохнула – ей не нравилась вся эта бумажная волокита, но дела нужно было делать, иначе со временем все эти проблемы только увеличатся.
Она моталась между Москвой и загородным домом, собирая бесконечные справки и свидетельства, чтобы оформить участок, дом, квартиру и все остальное имущество, – наследственное дело, которому не было ни конца ни края.
Ирина открыла гараж и села за руль машины. На мгновение возникло странное ощущение – казалось, в это утро что-то изменилось во всех предметах, что ее окружали, но она тут же прогнала эту мысль прочь, такое случалось с ней в минуты беспокойства.
Ключ зажигания скользнул из рук, но она успела поймать его за брелок. Серебристый значок «ауди» сверкнул в полумраке салона. Ирина снова попыталась сосредоточиться, предстояла всего лишь пустячная поездка в город, не более десяти – пятнадцати минут в пути, но иногда страх перед железным конем накатывал так неожиданно, что ей с трудом удавалось взять себя в руки.
Она выехала из гаража, закрыла его, вышла через крыльцо, открыла ворота участка и снова села в машину. Автомобиль, покачиваясь в стаявшей колее, выехал за участок.
В дороге Ирина всегда включала радио – было невыносимо ехать в тишине с тяжелыми мыслями наедине. Она находила веселую быструю музыку и мчалась по дороге, подпевая знакомым песням. Но пока ехала по заснеженному поселку, ей казалось, что ее ночной сон существует среди этих покрытых по-весеннему ноздреватым снегом деревьев и безжизненных домов, брошенных хозяевами до летнего сезона. Мысли об Андрее становились все навязчивей, и она уже слабо сопротивлялась им, желая снова ощутить знакомую горечь и боль в груди, которые всегда появлялись при воспоминаниях о нем.
А этот солнечный весенний день был так похож на тот воскресный январский, когда температура поднялась до нуля, солнце грело с необыкновенной щедростью, и они решили пойти всей семьей в парк, который находился возле их дома. Дети и Андрей взяли лыжи, Ирина не захотела в тот день кататься, несмотря на яркое солнце и легкий воздух, на душе было тяжело. Она плохо спала всю ночь, постоянно просыпаясь от неприятных видений, сменявших друг друга в бесконечной круговерти, от которой у нее кружилась голова, даже когда она просыпалась и смотрела в темноту. Утренний душ ее немного взбодрил, а когда она вышла из ванной, ее ждал знаменитый кофе, который умел готовить только ее муж.
Она познакомилась с ним во время своей спонтанной поездки в Аргентину. Они с Андреем ехали в группе русских любителей танго, которые решились отправиться на родину страстного танца и научиться премудростям и приемам непосредственно у аргентинцев. Для Ирины это была авантюра, поскольку именно тогда она впервые приняла мгновенное, необдуманное и не взвешенное как следует решение ехать, несмотря на учебу, работу и другие планы. Дни и ночи проходили в танцах и прогулках, но Ирина и Андрей практически не общались, во время танго разговаривать не принято, а во время прогулок каждый шел в свою компанию. Рано утром, пока все спали после ночи танцев, Ирина поднималась и гуляла по утреннему полупустому центру Буэнос-Айреса, разглядывая витрины и рассматривая людей на улицах. Ей нравилось одиночество, она упивалась им как редким напитком и всякий раз думала, насколько отличается ее самоощущение здесь от самоощущения в Москве. Словно она сбросила с себя задубевшую кожу или кокон и явилась всему миру бабочкой, легкой и свободной. Она шла и улыбалась прохожим просто потому, что ей хотелось, чтобы они знали: она счастлива. Потом садилась в кафе рядом с гостиницей, пила кофе с шоколадными пончиками и радовалась тому, что ее не мучают угрызения совести по поводу поглощаемых калорий. Она как раз впилась в горячий пончик, когда кто-то отодвинул стул возле ее столика и спросил: