Хотя ее первое погружение в сферу невидимого так и осталось чистым листом в ее памяти, все последующие погружения казались ей невероятно реальными. Воспоминания, поначалу обрывочные и неполные, начали складываться в видимый и понятный узор. Она была уверена, что присутствовала на великих ритуалах, но они сильно отличались от того, что она раньше понимала под этим словом, а именно церковных служб, на которых один человек проводил ритуал для блага всей паствы, ведь здесь ритуал проводился многими людьми для блага кого-то одного.
Хотя каждое такое погружение и отличалось от других, в них все же можно было обнаружить нечто общее. Во-первых, после полета сквозь сине-черный космос, она видела сияние рассвета вдалеке и душа ее, по всей видимости, настраивалась на него также, как настраивалась на определенную цель торпеда, и устремлялась к нему всем своим существом. Затем она понимала, что свет исходит из определенного места, огороженного барьером, но таким барьером, какого она никогда не видела на земле, ибо его стены не были неподвижными и постоянно вращались, чем-то напоминая ленточную пилу, и блики света отражались от их медленно двигавшихся поверхностей. Ей казалось, что ее душа никак не сможет справиться с этим барьером, но затем под воздействием мощного, хотя и несколько судорожного усилия извне она поднималась выше и оказывалась по ту сторону преграды. Там она, словно бы во сне, медленно плавала в пространстве; до нее доносились слабые и отдаленные голоса; изображения, маленькие и как будто бы видимые сквозь плохо настроенный театральный бинокль, возникали перед ее взором; а потом начиналось что-то странное. Ей казалось, что существовал некий тонкий серебряный шнур, соединявший ее душу с телом, оставшимся под присмотром Лукаса, и по этому шнуру душа передавала все полученные ей впечатления на другой конец, в бессознательный разум, который заставлял ее тело воспроизводить их. Слова, которые она слышала, стимулировали рефлекторную активность голосовых связок ее далекого горла, а действия ведущего церемонии повторялись ее пустой телесной оболочкой. Во всем этом ее сознание не принимало никакого участия и ей казалось, что она лежит на глубине, под толщей голубой воды, и отстраненно наблюдает за тем, как ее душа получает какие-то сведения и передает их в мозг. Как будто бы ее тело, лишенное способности ощущать, лишенное воли, оставалось с Лукасом, а ее способность к ощущениям, отделенная от эмоций, оказалась по ту сторону барьера; но сама она, ее сознание, все то, что и было ей на самом деле, растворялось где-то, где не существовало ни
времени, ни пространства, осознавая одновременно и то, что делало ее тело, и те ощущения, которые возникали за барьером, но не была при этом соединена ни с тем, ни с другим.
Но постепенно все начало меняться; по мере накопления опыта скрытая сторона вещей становилась все менее незнакомой для нее и после того, как она ощутила Присутствие в происшествии на дороге, ее уверенность в себе, когда она находилась вне тела, стала возрастать; она больше не чувствовала себя оторванным листом, который кружили ветры космоса, но управляла своим полетом самостоятельно и, ведомая естественным любопытством, все сильнее и сильнее концентрировалась на тех сценах, которые разыгрывались перед ее взором, так что со временем все большая часть ее личности проникала вместе с ее образом на другую сторону барьера и в результате на пятую ночь непрерывных трансовых опытов сцена ее сна стала совершенно реальной и материализовалась перед ее глазами, и она обнаружила, что стоит на широком мощеном тротуаре в окружении людей в капюшонах и смотрит прямо в глаза одному из них, тому, который сидел на возвышении за алтарем. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, удивленные внезапной встречей, но затем, поднявшись со своего места, человек в капюшоне указал на нее пальцем и провибрировал странное Слово, не предусмотренное ритуалом. Грохот, раздавшийся в этот момент, был похож на грохот тысячи землетрясений; казалось, наружу вырвались молнии, буря и гром, чтобы вместе обрушиться на нее. Нечто вроде черной волны подхватило ее и понесло прочь, словно соломинку во время наводнения. Задыхаясь, утопая в этих черных водах, она, в большей степени разумом, чем глазами, осмотрелась в поисках Присутствия, которое всегда было рядом с ней, и как только она это сделала, то сразу же ощутила, что оно подхватило, приподняло и вытащило ее из водоворота, а затем, высадив ее на берегу, громогласно сказало: