Старая смотрительница приготовила ужин и Вероника уже сидела за столом, когда он с опозданием вошел в комнату. Ужин казался праздничным; Лукас, поглощенный своим новым занятием, пребывал в особенно радостном настроении, и Вероника, которая быстро теряла всякий страх перед ним, была почти готова ответить ему взаимностью, в результате чего Лукас, обладавший переменчивым темпераментом, забыл обо всех своих тщательно продуманных планах и отбросив в сторону все свои познания в психологии, направился по пути мужчины и служанки[4], который, если верить мудрейшим представителям человечества, мог быть сравним лишь с путем змеи, ползущей ко камням или же лодкой, плывущей во морю.
С помощью осколков своей проницательности он понял, что это Вероника дергала за ниточки его природы, а не наоборот; это в его существе пробудились глубокие фонтаны, в то время как она, отстраненная, как все невинные души, наблюдала, наполовину испуганная, наполовину зачарованная, за разбуженными ей силами, но при этом, будучи женщиной, была невероятно довольна собой. Она еще недостаточно пробудилась для полного осознания; она понимала только, что если до сих пор он обращался с ней как с существом низшего порядка, которое держал рядом для собственных целей, то теперь она вознеслась над ним и он стремился ее достичь; и она, в своем девичьем уме, размышляла о том, протянет ли она ему руку или нет, и наконец решила, что сделает это. Он всегда странным образом очаровывал ее, и это очарование почему-то усиливалось ее страхом перед ним, так что прежде, чем был окончен ужин, Вероника еще раз улыбнулась Лукасу.
И эта улыбка стала его погибелью. Она тихо забрезжила, словно улыбка Моны Лизы, быстро сверкнула, открыв все то, что могло быть в женщине, и затем внезапно угасла, словно бы испугавшись собственной безрассудной смелости. Лукас решил сыграть в игру, но обнаружил себя унесенным потоком великих глубин. Так Природа обманывает тех, кто пытается переиграть ее. Люди отказывались от царств ради одной лишь улыбки, а Лукас отказался от своей души; его единственный шанс на спасение в нынешнем кризисе заключался в верности своему Темному Мастеру, чьим законом была отделенность; только так он мог воспользоваться силой, необходимой для противостояния направленной против него атаке. А он, человек, чьей главной заботой должна была быть черная магия, необходимая для собственной защиты, забыл и об атаке, и о противостоянии, и не думал о
тех трансцендентных вещах, которые искал и которым поклонялся, ибо приобретал черты человеческие, слишком человеческие.
Какое ему было дело до тайной магии Египтян? Он изучал куда более великую магию, чем та, которая была известна целомудренным жрецам; древний ритуал мужчины и женщины разыгрывался здесь, и они, словно жрец и жрица Природных мистерий, инициировали друг друга, и ему казалось, что мир давно потерян. Видеть, как в глазах Вероники зарождается тихая улыбка, еще не успевшая коснуться ее губ, и знать, что она зарождалась для него – Братству нечего было противопоставить этому. Хоть он и мог заставить Княжества и Силы появиться у него на пороге, что они могли ему дать, что накормило бы его человеческую часть, всегда остававшуюся голодной? Разделенность может даровать власть, но лишь в единстве можно обрести счастье, а путь к единству лежит только через любовь. И теперь, когда Лукас познал любовь, он не желал ничего другого. Добро может быть столь же губительным для плохого человека, как зло – для хорошего.
К тому моменту, как закончился ужин, Луна уже взошла высоко, ибо ужин всегда длится медленно в таких условиях. Яркий, холодный свет окрашивал лужайку в белый цвет, за исключением тех мест, где лежали черные, словно тушь, тени кустарника. Летняя ночь в этой закрытой со всех сторон долине была почти такой же теплой, как день, и они вышли через застекленную дверь на террасу. Там, пока они прогуливались взад и вперед, Лукас просунул руку под локоть Вероники; его рука оказалась на мягком округлом предплечье, остававшимся обнаженным из-за ее коротких рукавов, и его длинные, оливково-коричневые студенческие пальцы резко контрастировали с девичьей белой кожей; и она, наполовину ребенок, наполовину женщина, совсем не возражала против этого.
4
отсылка к книге «Тhе Wау оf а Маn with a Maid» – эротическому роману с элементами садомазохизма неизвестного автора, написанному, предположительно, в 1908 году.