– Дитя мое, – сказал он. – Вы осознаете, что вам предстоит сделать? У вас есть хоть какое-то представление об этом?
Вероника одарила его спокойной улыбкой Моны Лизы.
– Я понимаю больше, чем вы думаете, – ответила она. – Все это было известно мне в прошлом.
– И вы все вспомнили? Да, я вижу, что вспомнили. Хорошо, очень хорошо. Я уверен, мы справимся с этим с вашей помощью. Пробудить Лукаса из транса довольно просто, но как заставить его жить после этого? Вам придется выйти за него замуж, дитя мое, вы понимаете это? А брак оккультиста – это намного больше, чем обычный брак. Вам придется заключить союз не только на земле, но и в Незримом, и в Незримом вам придется быть мужской, контролирующей силой. Ваша духовная природа должна заключить брак с его интеллектом, и это вы должны оплодотворить его, а не быть самой оплодотворенной им. Вы это понимаете? Вы не сможете опереться на него на Внутренних Планах и вы с вашей абсолютной духовностью должны будете стать лидером. Его разум не должен снова взять верх, доминировать должна ваша духовная природа. Вы еще такой ребенок, сможете ли вы сделать это? Сможете ли вы сдержать человека с таким характером и идеалами?
Вероника отвела взгляд и уставилась во тьму. Могла ли она сделать то, что от нее требовалось? Или же она в своем невежестве взяла на себя задачи, на выполнение которых у нее не хватило бы сил? Никто не знал о ее слабости больше, чем сама Вероника; знала она также и о своей простоте и неопытности, делавшей ее прекрасной добычей для любого рода интриг, и о своей робости, которая мешала ей выполнять даже то, в чем она разбиралась, и о недостатке уверенности в себе, что делало ее беспомощной и молчаливой.
И все же она ощущала странную силу внутри себя. Мелкие, яркие, четкие картинки, словно бы видимые через другой конец театральных очков, менялись и пересобирались перед ее глазами, словно в вечно движущемся калейдоскопе. Портик храма с огромными белоснежными колоннами, сияющими на солнце; сгорбившаяся, молчаливая паства внутри, плывущий запах фимиама и движение огней; мерцающие красным светом, смутные формы элементальных духов, возникающих в дыму.
Мужчина держал ее железной хваткой, а взгляд его, казалось, прожигал ее мозг.
– О, Жрица! – воскликнул он. – Неужели ты не помнишь?
Она посмотрела на него так, словно бы смотрела сквозь огромный слой воды, но когда изображение прояснилось, она увидела складки полосатого египетского головного убора на его голове; позади него возвышалась тень огромного пилона. Руки его сжали ее ладони, когда его воля воздействовала на нее, и она ощутила на коже их обжигающий жар.
– О, Жрица Изиды, неужели ты забыла?
Его голос гремел и раскатывался по комнате, словно удары барабана. Темный пилон позади него, сделанный из розово-красного песчаника, стал виден яснее, а затем сменился другим, хоть и похожим на него, более грубым и молочно-белым. Далеко внизу, как если бы она смотрела с обрыва, возвышались крыши домов, покрытые каким-то желтым металлом, который не был золотом, и слабо поблескивали в густом, туманном воздухе, и солнце висело в небесах, словно медный диск.
– Helios, Helios? Quanto Rhopantanek! – прошептал голос ей на ухо и вся затерянная Атлантида проснулась, услышав песнь Солнечного Бога. Она видела огромные процессии облаченных в белоснежные одеяния жрецов и помнила, как принимала в них участие; она видела дым, поднимающийся из Священного Вулкана, и знала, в чем заключалась ее задача, и слышала свой голос, произносящий одновременно с ним:
– Quanto Rhopantanek, Helios!
Она встала и вскинула руки в жесте Приветствия Солнцу. Древняя инвокация Великого Инициатора сорвалась с ее губ.
– Пронеси мою душу вниз по реке Нарадек, вынеси ее к Свету, и к Жизни, и к Любви. Мужчина, называвший себя Третьим, поднялся со стула и сделал ответный приветственный жест. Не смотря на изменившееся видение, его лицо оставалось прежним, и не менялось ни под Египетским немисом, ни под кружевом Атлантиды. Он смотрел ей глубоко в глаза.
– Ты помнишь меня? – спросил он.