Любовь. То, что, как я чувствовал, связывало этих двух нерешительных людей. Что значило это слово для меня? Было ли оно просто одним из слов, обозначающих возможный Знак Пути для призываемой души, либо что-то большее? Знал ли я когда-нибудь, что есть любовь, - не знаю. Любовь к Богу - пожалуй. Любовь к родине - возможно, хотя материнской любви мне испытать так и не удалось. Однако понимал ли я того, что чаще всего подразумевалось под этим словом? А именно - любовь между женщиной и мужчиной? Как знать.
Нет, разумеется, в моей жизни встречались женщины, пускай их и было немного. Однако я не мог сказать, что действительно по-настоящему любил кого-либо из них. Уважал? Да. Испытывал симпатию? Да. Доверял? В некотором роде - да. Но вот любил ли?
Клэрис... Клэрис не была для меня ни возлюбленной, ни любовницей. Просто нас что-то связывало, и я почувствовал это сразу. Утратив её, - я словно бы утратил часть себя. В какой-то момент она придала моей бесцельной жизни смысл. Как говорится: если не знаешь, во имя чего жить, - найди, за что умереть. Но оставшись один, без неё, я всё чаще начинал напоминать себя того, прежнего. За исключением, разве что, утраченных и подавленных чувств и эмоций.
Даже преподанный молодому Лимси «урок» был в большей степени продиктован не чувствами, а памятью о тех чувствах, которые я некогда испытывал.
Когда Клэрис погибла, я действительно страдал, тяжело перенеся эту утрату. Так мне, во всяком случае, тогда показалось. Но позднее, после некоторых раздумий, мне стало ясно, что на самом деле мне было жалко не Клэрис, а себя, утратившего способность к переживанию утраты и отчаянно пытающегося убедить себя в том, что это не так...
...Пролетев над моей головой, где-то над древесными кронами каркнула ворона. Вернувшись мыслями к текущему делу, я пригляделся и, обнаружив подходящую траву среди зарослей, - занялся сборами.
Следуя заданному курсу, я вскоре миновал мост и, проследовав к видавшей виды, но по-прежнему внушительной лестнице, - направился в сторону возвышавшегося над городом монастыря.
Ведущая ввысь лестница была украшена каменными статуями, ставшими излюбленными мишенями для помёта местных птиц. Огромные фигуры, мимо которых мне приходилось проходить, превосходили мой рост в разы.
Ангел с потрескавшимися крыльями. Святой, с отколовшейся головой. Возможно, человек с душевно тонкой организацией или красноречивый поэт сумели бы узреть в этом какой-то глубинный смысл и заключить в стихи. Но я не был поэтом. Я был Звероловом, идущим по следу. И для меня это были просто статуи над унылой и серой каменной бездной, которые не означали ровным счётом ничего.
Надо признать, мой подъём был недолгим, но, обернувшись - я смог насладиться видом городской панорамы. Возможно, это и не был особенно красивый вид, но я видел реки, видел проходившие через них мосты, видел место для погребального костра, расположенное под стенами монастыря, неподалёку от места, откуда я только что взбирался по ступням на гору...
...Дозорные башни, дорога, по которой я пришёл, дом мэра Сент-Джона, двор Галфрида Лимси, таверна Моллинза...
...Зеленовато-жёлтое, покрытое удушливо-туманной дымкой, болото, на окраине которого располагается дом травницы...
Я некоторое время всматривался, запоминая точное расположение ориентиров, а после - направился к главным воротам монастыря. Величественное здание, казалось, простояло в этих местах уже не один век. Откуда-то из его тёмных недр прозвучала органная музыка. Бесконечно печальная, и, в то же время, по-особенному чарующая. Во дворе, на значительном отдалении от меня, проходили фигуры людей в серых рясах с закрытыми лицами. Впрочем, у одного из них лицо закрыто не было. Сначала я деликатно пытался звать их, стараясь обратить на себя внимание. Они, безусловно, заметили меня, но предпочли не подавать виду. Положив руку на решётку главных ворот, я потряс её. Заперто.
Присмотревшись внимательнее, я обнаружил, что монахи расположились посредине внутреннего двора монастыря не случайным образом - на серой земле был прочерчен какой-то странный символ, в последнюю очередь напоминавший об Ордене Святого Бенедикта Нурсийского и христианстве вообще. С каждой минутой это начинало настораживать меня всё больше.
При желании, разумеется, можно было попытаться попасть внутрь - различного рода альтернативными способами, но, поскольку в данный момент передо мной не стояло подобной цели, не сумев привлечь внимания серых монахов к своей скромной персоне, я счёл лучшим ретироваться.