Мы подошли к старой проходной, которую никто не охранял. Простые железные ворота на два засова с двумя створками с облупившейся синей краской в добрых два слоя. Рядом была калитка (иначе не назовешь), через которую мы вышли по одному.
— Меня Андрей зовут, — сказал я Аиде. — Раз уж ты за мной по пятам шататься будешь, имя знать тоже полезное.
Она ничего не ответила. Даже не кивнула. Все же, странное существо, не поддающееся моему анализу. То дерзит через слово, а как что-то банальное о ее жизни спросишь — так запирается внутри и отмалчивается.
Удаляясь по небольшой тропке, окруженной густой и заросшей посадкой, которая примыкала к воротам и бетонному ограждению, мы подошли к непримечательному переулку с мусорными баками. Из него уже вышли на улицу, с которой как раз и доносился гомон, который ударил меня по ушам, когда мы вышли из-под земли. Удивительно, что такое место находилось так близко к городу и вполне тщательно сокрыто от обычных горожан. Туда если и забредали ненароком, то либо алкоголики, либо наркоманы. Что с ними было дальше оставалось только догадываться.
Улица была куда оживленнее чем та, на котором я принял схватку с демоном. Тут народ спешил кто куда. И, к слову, народ был весьма и весьма разношёрстный. Прогуливались мужчины во фраках с дамами в широких пачках, а по другой стороне улочки от них могли сидеть бедняки и клянчить милостыню. Чуть дальше от нищих сидел мужчина грязной военной форме с кучек латок. Косматый с сальной густой седой бородой.
Мы подошли к перекрестку, на котором стоял регулировщик и жестами разводил автомобили, повозки и пропускал людей, ожидавших перехода. Через пару минут он жестом приказал нам двигаться. Я это понял после того, как Покровский и Аида сдвинулись с места и пошли через перекресток.
На противоположной стороне улица расширялась. Она явно была главной и вела к центральной площади. Мимо на большой скорости промчалась мотокарета, которая резко ударила по тормозам. Скрип резины по брусчатке заполнил улицу и привлек мое внимание. Двери этой чудаковатой машины распахнулись и из нее вывалились трое. Здоровые, накачанные, бритоголовые. На ногах у них были джинсы клеш, а сверху рубахи из парусины с небрежно оторванными рукавами. Они явно старались придерживаться одного стиля, как какая-нибудь банда.
— Эй! — он выставил свою бугристую руку с пальцем-сарделькой в мою сторону. — Это же он, да?
— Да точно он, просто переоделся как пижон какой.
Я вздернул бровь.
— Пижон? Какое заумное словечко для вас троих, явно не окончивших трех классов воскресной школы. С какой попытки запомнили его значение в словаре?
Они переглянулись.
— Борзый, однако, — сказал тот, что стоял справа. Они двинулись в мою сторону. Покровский стоял рядом с абсолютным спокойствием, но демонстративно откашлялся.
Троица смерила его взглядом, затем увидели Аиду и слегка притормозили.
— Молодой человек находится под контролем комиссариата…
— Не люблю откладывать в далекий ящик. Сергей Вениаминович, это займет три минуты. Позволите?
Он недовольно поиграл желваками, после чего провел ладонью по волосам и отошел на несколько метров к стене, прислонившись спиной и сделал демонстративный жест рукой, мол, делай, что хочешь. Аида же не выражал к троице никакого интереса. Она спокойно стояла в нескольких шагах от Покровского и рассматривала улицу.
— Какие у вас ко мне вопросы? — обратился я к амбалам.
— Ты наехал не на тех людей, Митасов, — пробасил лысый с кривым носом. Трое из ларца, не иначе. Если бы не минимальные различия: сломанный нос у одного, родимое пятно на макушке у другого и татуировка на шее у третьего — я бы однозначно не понимал, кто ко мне обращается.
— Каммерер, ты тут без пяти минут, а уже злодействуешь. Как так получается? — спросил бесенок, лежа на спине на левом плече и закинув ногу на ногу, а руки за голову.
— Сначала вам, господа, стоило бы представиться, — я смерил их взглядом. Голос был уверенный и ровный. Я их не боялся. Такая же шпана, как и те, что пытались избить меня в переулке, только старше и больше. Но, как говорится, чем больше шкаф. — А, во-вторых, от чьего имени вы ко мне обращаетесь на «ты». Я дворянин, а вы трое — безродные.
Я блефовал. У меня не было стопроцентной уверенности, что они чернь, но никаких отличительных родовых знаков на них не было. В целом, из пятерки, которая ко мне прицепилась вначале, только у одного мне припоминается латунный перстень с каким-то гербом.
— Донни просил передать, что будет ждать тебя на заброшенной железнодорожной станции, — басил он сквозь стиснутые зубы.