— Помнишь, — произнесла Лола, сделав первый глоток, — ты тогда начала рассказывать о контакте со сверхцивилизацией, но начался Гагарин-фест. Может, продолжишь?
— ОК, если хочешь. А на чем тогда остановились?
— На том, что из всей НФ этот сюжет не слили только Лем в «Солярисе» и Стругацкие в «Пикнике», я спросила: что слил Кларк в «Одиссее», ты сказала, что Кларк крут, но его сверхцивилизация слишком похожа на модификацию библейского бога, и это слишком человеческое. Но ты не договорила, потому что загремели фейерверки и всякое такое.
Голландка отхлебнула «жемчужной башни» и щелкнула ногтем по стакану.
— Так! Ты помнишь монолог сверхцивилизации, обращенный к человечеству?
— Помню. Все эти миры ваши, кроме Европы, не пытайтесь высадиться на нее.
— Совершенно верно. А станет ли сверхцивилизация применять говенную парадигму, в которой полста веков на Земле барахтаются унтерменши, называемые политиками?
— Какую парадигму? — не поняла франко-китаянка.
— Элементарно, Лола! Архонт сверхцивилизации у Кларка ведет себя, будто император, устанавливающий границы между владениями вассальных варварских царьков.
— А-а… Почему архонт?
— Не важно! — Аслауг махнула ладонью, — Подвернулось слово, означавшее правителя в античной древней Элладе и сатану в раннем христианстве. Нечто неуместное, когда мы строим гипотезы о сверхцивилизации. Впрочем, офисный планктон, включая его особо разжиревшую финансово-политическую разновидность, неспособен вообразить иного сообщества, кроме пирамиды уродцев с рабами в основании, архонтом на верхушке, и промежуточными ярусами всяких уродцев согласно священной табели рангов.
Возникла пауза. Лола крутила в уме услышанное, а затем предположила:
— Значит, поэтому бестселлерами становятся лже-НФ с галактическими империями или фэнтези с гламурным лже-средневековьем?
— Видимо, да, — подтвердила Аслауг, — хотя, теперь все чаще бывают исключения вроде «Галактики как жемчужной фермы» Лафита или вроде «Пурпурного неба» Гилбена.
— А это который Гилбен? Тот миллиардер, основатель гиперсети веганского фастфуда?
— Тот самый. Кстати, Гилбен — со-инициатор симпозиума, на который мы приехали.
— Ясно. По-твоему что-то изменилось из-за Каимитиро, и затем еще из-за Чубакки?
— Да, из-за них, хотя в большей мере — из-за Вандалического кризиса.
— Вообще-то… — произнесла журналистка, — …Вандалический кризис даже по названию ассоциируется со средневековьем. Вандалы в V веке, это крушение рабовладельческой античной империи и старт средневековой феодальной раздробленности, верно?
— Да, только с учетом диалектики, — тут Аслауг начертила рукой в воздухе восходящую спираль, — и раздробленность теперь коммфеодальная. По крайней мере, так назвал это Оуэн Гилбен в упомянутой книге «Пурпурное небо».
— Так, а «комм» это от слова коммунизм?
— Нет, от слова коммунализм. Ты уже знаешь, как устроено общество в Ливии.
— Слушай, Аслауг, я знаю только в смысле, что я видела, но я ни фига не поняла.
— Может, ты не поняла, но у тебя ведь там не возникло проблем с адаптацией, верно?
— Там не возникло. Но сейчас у меня голова пухнет от диалектики.
Сделав такое сообщение, Лола улеглась на ковер, пристроив метафорически вспухшую голову на колени к Аслауг. Спонтанной реакцией на это стало почесывание за ухом, и поглаживание шеи — в очень уж удобной позиции оказалось то и другое. Лола в ответ мурлыкнула и лизнула животик Аслауг. Последовал (говоря научно-популярно) обмен тактильными сигналами возрастающей интенсивности. На этот раз любовная игра шла неторопливо, но изобретательно. Было бы эпическим преувеличением утверждать, что Аслауг и Лола реализовали все возможные способы сплетения женских тел, но около половины возможных — весьма вероятно. Финальной стала поза «бантик» (из тех, что в обучающих клипах обычно снабжены предупреждением «не пытайтесь повторить это самостоятельно без тренера»). У Аслауг и Лолы, однако, получилось без тренера…
…На несколько следующих секунд они как будто зависли в этой фигуре высшего лесби-пилотажа, прислушиваясь к своим телам, еще дрожащим в унисон, а после Лола тихо и удивленно произнесла: