Легче всего – он понимал – сейчас поджать обе ноги и покончить со всеми пытками разом. Почему он медлит, Джейми не отдавал себе отчет. Неужели он малодушный слабак, который так цепляется за свою никчемную жизнь. «Давай! – скомандовал он сам себе. – Хватит уже! Давай! Покончи со всем этим дерьмом! Жалкий, трусливый, бесполезный ублюдок! Неужели ты готов сейчас сдаться и попросить пощады? Вот так просто? И все остальное будет напрасно?»
Он чувствовал – за ним наблюдают из окошка в двери, он ощущал спиной этот взгляд, внимательный, любопытный – взгляд хищника, следящего за лакомой дичью.
Он топтался и топтался по стеклу, проклиная свою презренную нерешительность, и почти совсем не ощущал боли в изрезанных ногах – хотя, вперемешку с остротой осколков, чувствовал теплую склизкую влагу под ногами – влагу от собственной крови.
Сознание еле теплилось где-то на задворках, периодически пропадая в вязком клубящемся мареве, но он последним усилием – и судорожным вздохом – вытягивал себя на поверхность, путая бред и реальность во вспыхивающих проблесках. Тяга к жизни не сдавала свои позиции, заставляя его безнадежно продолжать свой смертельный, мучительный танец на жалящих лезвиях.
Чтобы протянуть еще немного, ему пришлось просто сосредоточиться на вдохе и выдохе, и все остальное вокруг перестало существовать: на семь раз – вдох, на три – выдох... на семь раз – вдох, на три – выдох... Он закрыл глаза, отсчитывая утекающие мгновения своей жизни. Последние мгновения.
Она явилась из ниоткуда... он почувствовал ее присутствие, мягкое прикосновение к его онемевшим губам. Теплое дыхание защекотало кожу. Шум в ушах перекрыл все мысли кроме одной: «Клэр!» Он не стал открывать глаз, четко различая каждую ее черточку, каждую крохотную морщинку, каждый волосок на ее бархатистой светлой коже. Янтарные глаза ласково смотрели, а губы слегка улыбались. Для него… Боже, как же он соскучился!
Обычно он не мог позволить себе вспоминать ее, потому что боялся сгореть от тоски. Но вот сейчас она пришла за ним, сама, презрев время и расстояние. И они теперь никогда уже не расстанутся. Он подогнул колени. «Девочка моя, я подожду тебя ТАМ... Двести лет это такой маленький срок по сравнению с Вечностью. И потом мы будем вместе. Навсегда».
И вдруг, вместо таких родных, янтарных глаз, он почему-то увидел совсем другие, светло-голубые, с маленькими рыжими вкраплениями, огромные, настороженные и, кажется... не менее дорогие его сердцу сейчас. Они смотрели на него с небольшой толикой грусти и удивления, но без всякого упрека, будто не веря в его предательство. Не желая верить.
Но Джейми обжег такой покаянный ужас от этого тоскливого взгляда, что невероятным образом он, самыми кончиками изрезанных пальцев, которые уже дергались в предсмертной судороге, вновь поймал ускользнувшую опору под ногами. Окончательно затянувшаяся удавка на шее не давала вздохнуть, как бы Джейми не пытался.
Последними искрами гаснущего сознания, он вспомнил о возможности, зажатой в его руке. «Надо уронить это на пол!..» – пришло смутное понимание.
Воздух уже не проникал в горящие легкие, и паника охватила его от этих безнадежных, судорожных попыток. Дьявол!.. Да как же вытащить этот трижды гребаный платок?! Рук он не чувствовал вовсе, а то, что находилось там – тем более. Каким-то загадочным наитием он вытянул заткнутую за веревки ткань, кое-как собирая ее в распухшую неживую ладонь и, уже окончательно теряя сознание, разжал бесчувственные пальцы...
ОН ПРИШЕЛ В СЕБЯ НА КАМЕННОМ полу, в объятьях полковника почему-то, лихорадочно цепляясь за его плечо в попытке нормально вздохнуть. Но это ему плохо удавалась сквозь всхлипы и надсадный кашель, который рвался из перехваченного острым спазмом горла. Из глаз, изо рта, из носа текло с каждым приступом кашля, а в промежутках он безмолвно разевал рот, словно рыба, выброшенная на берег.
– Чш-ш... чш-ш-ш... мой прекрасный, тихо, тихо... все прошло... все кончилось, Джейми, – Черный Джек утешающе бурчал над ним, похлопывал и растирал грудь, неустанно вытирая слезы и сопли тыльной стороной ладони, и почему-то Джейми ощущал себя таким защищенным сейчас, в этих объятьях, надежных как утес. – Я не сомневался в тебе... Все-таки ты – упертый сукин сын. Какой же ты молодец!.. Какой ты умница!.. Я надеялся... Я знал, что ты выберешь жизнь.
Джейми очень хотелось сказать чего-нибудь гадкое в адрес Рендолла, но он не смог, поглощенный борьбой за скудные глотки воздуха.
– Пить... – еле прохрипел он, чувствуя невероятную тяжесть во всем теле. – Дайте... пить...
Полковник подал знак камердинеру, и тот, осторожно придерживая Фрейзера под затылок, дал ему воды, густо пахнущей настойкой лауданума. Горло потихоньку расслабилось, стало значительно легче дышать.