НЕ ИЗДАВ НИ ЕДИНОГО ЗВУКА, Джейми Фрейзер вогнал лезвие в столбик кровати с такой силой, что оно завибрировало.
Джонатан Рендолл открыл глаза.
Джейми не шевельнулся, когда полковник потянулся, мирно – словно большой сытый хищник – зевнул, и, приподнявшись на локте, вальяжно навис сверху.
Джейми не шевельнулся, когда Рендолл, плотоядно окинув взглядом его безжизненное тело, по-хозяйски вобрал в себя сухие, подернутые болезненной корочкой губы и, поддерживая ладонью вялый подбородок, вылизал их старательно, ненасытно, словно изголодавшийся жених, что подтверждает собственное право, целуя невесту наутро после брачной ночи.
Безвольно внимая властному поцелую, Джейми раскинулся звездой на замызганных простынях и, цепляясь за мотивчик бодрого марша, надоедливо крутившийся в голове – кажется... Рендолл вчера насвистывал – отрешенно прикидывал, сможет ли он сдвинуться с места хоть когда-нибудь.
– Ну что, мой прекрасный, – Рендолл, закончив свое увлекательное дело, небрежно чиркнул пальцем по кончику его носа. – Надеюсь, ты использовал эту волшебную ночь, чтобы, наконец, составить выводы?
«Что? О чем это он?» – ни одной здравой мысли не было в пустой голове шотландца. Джейми немного поисследовал ее содержимое ради интереса. Да, ни единой. Абсолютная, девственная чистота.
Он так и смотрел на Рендолла – рассеянным, невидящим взором. Вернее, сквозь Рендолла.
Джонатан еще немного поизучал его своими невыразительными, питоньими глазами. Разве что раздвоенный язык не выскальзывал сквозь сжатые до тонких губ челюсти.
Наконец, скривив уголок рта, полковник поднял тяжелую ладонь и довольно чувствительно потрепал Джейми по бледной щеке.
– Нет, нет, нет… Мой хороший. Так не пойдет. Что это опять за тухлятина? Ты непременно хочешь меня расстроить? – он снова ухватил Фрейзера за обмякший подбородок и энергично потряс из стороны в сторону. – Опять превратился в бревно! Неужели я зря старался? Скажи мне, только будь честным! Разве тебе не понравилось?
Последний шлепок скорее походил на пощечину. И Джейми смутно осознал, что не чувствует ни боли, ни ненависти, ни желаний, и вправду – бревно.
«О чем это он? Иисус… – посетила рассеянная мысль. – ЧТО мне должно было понравиться?»
– О! Ты хочешь сказать, что так и не разобрался в себе? Не понял очевидных вещей? Вернее, не хочешь понимать, Джейми, милый.
Если бы Джейми мог, он бы рассмеялся. Зло, брезгливо... Но он не мог.
– Думаешь, зачем я вожусь с тобой столько? Зачем пытаюсь втолковать? Хорошо, – Джонатан мельком глянул в сторону золоченых часов на камине, – пожалуй, у нас есть немного времени. Я еще раз покажу тебе, если ты так хочешь... В последний раз, мой маленький упрямец! Но ты должен уразуметь все же. Не ради Грея, заметь. Ради себя самого.
Обнаженная сухощавая фигура резво соскочила с кровати и на несколько минут исчезла из суженого шоком поля зрения Фрейзера. Потом Рендолл появился перед его расфокусированным взором снова, азартно постукивая упругим гибким прутом о ладонь. Хлыст!
Тело, вопреки разуму, сразу отозвалось воспоминаниями, стремительно каменея, а в животе, невольно пыхнув острыми горячими искрами, резко заледенело. Джейми задрожал.
– Ага, – сказал Рендолл довольно, – проблески жизни. Замечательно. Видишь, еще не все потеряно, мой славный малыш, – нежно покручивая зловещий предмет между пальцами, он с подчеркнутой тщательностью рассматривал кожаную петлю на конце. – Ты ведь помнишь, что это, Джейми? Ты уже имел возможность вкусить его сладость прямо из моих рук. Мне приятно видеть, что следы на твоей красивой заднице остались до сих пор. Не такие прекрасно-яркие, как после той, нашей шикарной порки в форте Вильям... Но тоже очень волнующие, Джейми. И не говори мне сейчас, что ты не хотел бы этого повторить. Я буду разочарован, мой прекрасный. И очень сильно.
Джейми слышал свое сдавленное дыхание, похожее на всхлипы. Он понимал, что не может оторвать взгляд ни от бледной жилистой фигуры англичанина, источающего сейчас непостижимое вдохновение, ни от зловещего орудия в его руках. Бесконтрольный спазм продолжал сотрясать тело так, что дрожали даже веки. От прежней апатии не осталось и следа, Фрейзер с удивлением отметил это.
– Н-нет… – наконец, срывающимся шепотом выдавил он, словно нашкодивший мальчишка, застуканный на месте преступления, который судорожно пытается упросить строгого отца не наказывать его, хотя до колик в животе понимает всю безнадежность такой затеи. – Н-н-еет... Я не хочу... Пожалуйста... Рендолл.
Последние слова вылетели совсем беззвучно из задохнувшейся груди. Зато замерший в невольной мольбе взгляд шотландца был весьма красноречив. Задница после прошедшей ночи – безжалостно испоротая – зудела так, будто по ней рассыпали раскаленные угольки, и плохо представлялось, как можно вытерпеть сверху что-либо еще.