— Эксперименты, значит, проводим… на мне, да? — спросила я, когда моя начальница оказалась настолько близко, что я смогла, не сходя с места, злобно шептать ей в ухо, — подопытных нам не хватает, мм? Так я могу поспособствовать… с подопытными… в твоем исполнении, Агра-а-ат.
Демоница судорожно сглотнула, но промолчала, только голову постаралась опустить, но я ей не дала. Подхватила когтистой лапкой подбородок и подняла лицо немного вверх (Ужас! Это ж насколько я стала выше?!). Мне надо было видеть ее глаза. Знать, о чем она думает. Не сразу, в ожидании хоть какого-то ответа в оправдание, ощутила вокруг себя гробовую тишину. Не поняла, чего молчим? Причем все? Никто не рвется спасать новую жертву неуравновешенной меня?
Оглянулась вокруг, все так же удерживая одной рукой подбородок провинившейся. А вокруг картина маслом «не ждали», называется. Все замерли. И если мужчины с легкой опаской и интересом смотрели за моим представлением, то поведение женщин пугало.
Триша отчего-то стояла на коленях, низко опустив голову. Баба Лиля же хоть и стояла на своих двоих, но голову склонила в легком поклоне, всем своим видом выражая полную покорность. Я такой ее вообще впервые в жизни видела.
В полном офигении перевела взгляд на папу — он единственный, по моему разумению, мог мне объяснить, что вообще происходит.
— Тасечка, ты давай заканчивай с ней, — кивок в сторону хозяйки кабинета, — и пойдем тебя успокаивать, трансформации контролируемой учить и все объяснять, ага?
— Ага, — а что? У меня, можно сказать, потрясение. Все равно ничего умнее сейчас и не придумаю.
Стараясь не обращать внимания на немую композицию вокруг — ну их! — вернулась к моей вынужденной собеседнице.
— Значит так, — глубокий вдох, медленный выдох и опять посмотрела прямо в глаза напротив, — завтра приходишь к нам с Белетом домой со всей своей информацией о личных архивах и с четким объяснением собственных действий в данной ситуации. И поверь, тебе же лучше, чтобы мотивы были достаточно вескими… для меня. Поняла?
В ответ получила утвердительный кивок.
— Не слышу.
— Я приду, — тихий твердый голос. Однозначно она не сломлена, но кое-что (явно не мое нынешнее обаяние) все же заставило ее задуматься.
— И именно так, как я сказала?
— Да, обещаю, — после последнего произнесенного звука, неожиданно с моей открытой ладошки, опущенной вниз вдоль тела, сорвался темный сгусток и растворился на коже ее лба, трансформируясь в черный оттиск неизвестной мне печати с древними символами. Что за дела? Почему я не в курсе?
Огляделась вокруг в ожидании ответа на мой немой вопрос. Зря оглядывалась — окружающие не менее удивленно смотрели на меня, чем я на них, даже с живым таким интересом. Ла-а-адно…
Как только все необъяснимое для меня завершилось (ну, почти), Белет подхватил меня под руку и потащил к открытому дедом порталу. Отец же подхватив на руки раненного ракшаса, последовал за нами.
Он что, его еще и лечить собирается? Или для допроса с пристрастием? После всего произошедшего второе мне как-то ближе. Просто по отношению к этому индивиду во мне просыпается какая-то особая кровожадность.
Оказались, как ни странно, не в нижних ярусах АДа, а в Белетовом замке. Ракшаса вместе со свитой, из ниоткуда появившийся, слуга-бес повел в их временные комнаты. Да-да, эти синерожие ломанулись в дедов портал за своим предводителем, как цыплята за наседкой, квохча, чирикая и требуя связаться с их Старшими (неким аналогом государственного-управленческого органа у них).
Я же пошла в нашу спальню. Пора глянуть правде в лицо — то есть посмотреть на себя в зеркало.
Твою ж… мать мою… ведьму! Теперь понимаю выражение фразы «ужасно красива». Такую увидишь при свете дня — заикой станешь, а ночью встретишь — до утра не доживешь, с жизнью распрощаешься.
Выросла головы на полторы — каланча, не иначе! Черные с золотистым оттенком рога еще больше прибавляли роста. Волосы расплелись и приобрели ярко-красные и темно-синие прядки, что смешались с моими обычными волосами. Да уж, мечта ракшаса, а не расцветочка!
Морда… про морду вообще говорить не хочу. Черты лица заострились, приобрели хищное выражение, радужка приобрела стойкий кошаче-золотистый цвет. Зрачок вытянулся. Кожа всего тела потемнела, так что я теперь больше смахивала на шоколадку… темную… семидесятидвухпроцентную, почти горькую… с небольшим синеватым отливом. Жуть, в общем.