Эпилог
Папа до сих пор не может отойти от нашего семейного бэби-бума. Первый внук, высший демон, рожденный Тинкой, произвел на новоиспеченного деда впечатление. Папа скакал козликом от новорожденного внука к беременной жене, а от нее ко мне — тоже уже совсем не немножко беременной.
Астарот вокруг жены с ребенком коршуном вился. Паранойя цвела буйным цветом — утроенная охрана, бесовские няньки из боевого подразделения, дегустаторы пищи и напитков… В общем, оттянулся демон в этом вопросе по полной.
Тинка молчала и, мне кажется, даже получала удовольствие от такого повышенного к себе внимания. Правда, стоило отдать ей должное, на своего Марбасика нарадоваться не могла. И я ее понимала — такого пупса сложно было не любить.
Следующей отметилась мама. Мою очередную сестричку назвали звонким Лючия, после чего я зареклась дарить маме сборник всех двухсот пятидесяти серий любого новомодного испанского сериала. Сестрицу для себя переименовала в Люсю и понадеялась, что в ШВиКе над ее «Лючия Асмодеевна» никто даже втихую смеяться не будет.
Третьей на старте была я. У нас всегда все навыворот — так и в этот раз. Началось все с того, что схватки решили о себе объявить как раз в момент сдачи моего досрочного экзамена на разрешение владением боевой скалкой. Ну, не хотелось мне ждать целых пять лет. Неизвестно еще, что бы произошло за это время. Так что, мои новые демонические способности только помогли. Принимать боевую трансформацию мне приходилось по нескольку раз в месяц, как сказал наш рогатый семейный лекарь: «для правильного развития плода». Вот я и старалась совместить полезное с… полезным.
Ну и вот, экзамен. Я вся такая «красивая» с клыками, крыльями, рогами… и животом заканчиваю проводить прием хвата скалки в ближнем бою и… вдруг начал сильно тянуть живот. Ну, тянет и тянет — можно и потерпеть, потом же… у меня отошли воды. Белет в панике подхватил на руки, Гаап рядом мечется, экземенаторши срочно организуют мою доставку, а я… вцепилась когтями в дверную коробку с воплями, что не уйду из этой комнаты, пока не получу заслуженную оценку и удостоверение полноценного бойца собственного подразделения.
Папулю вызвали — не помогло. Он сам в панику впал. Мужчина он уже знающий, не одни роды у беременной жены-ведьмы пережил, потому точно знал — лучше сразу сдаться, так будет безболезненнее для всех. И главное тогда собственноручно роды принимать не придется (был случай, ага).
В общем, так меня и переправляли по воздуху к нашему с мужем дому на ковре со стихийниками, трансформированную, рожающую и со счастливым оскалом, прижимающую к груди все бумаги и корочки с печатями и подписями.
Рожала недолго, но… бурно. Прямо в гостиной замка на полу — до спальни добраться не успели. В процессе демону своему лапу помяла до синюшного цвета. Но мне кажется, ему уже было все однофигственно… от счастья, что я ее отпустила.
Ну, в общем, родила я его, демоненка своего расчудесного, и даже не особо огорчилась, что лекарь, как и все остальные, ошибся и у нас не дочка, а сынуля.
Не ошибся. Я, честно говоря, не особо расслаблялась — были у нас с мамой определенные подозрения.
Только мой муженек от радости немного отошел и в себя пришел…от обморока. Только наше чудо хвостатенькое забрали обтереть… у меня опять потуги. Мне говорят — послед выходит, но я-то чувствую, что что-то не то. Послед таких размеров иметь не может. А дальше все по кругу — синяя мужнина лапища, уже в голос матерящийся лекарь, суетящиеся бесовки-помощницы и… новый персонаж на сцене — взбесившийся Гаап, рвущийся в комнату. То ли мои вопли, то ли шум суеты напугали его, но мой охранник вломился в дверь, схватил меня за вторую руку и зверским взглядом контролировал каждое движение перепуганного до икоты врачевателя.
Честно говоря, я сама опасаться начала. Потому что на такой поступок мужика могло заставить пойти только одно, вернее одна — любовь, а значит, все демоновы слова о том, что чувства ушли — неправда и не будет мне спокойной жизни, пока Белет его не прибьет. В общем, перенервничала я знатно… До того, как на свет появилась моя девочка. Гаап с таким обожанием на нее смотрел, что мне сразу стало все понятно. Предмет обожания немного не тот, о ком думалось.
Белет свою понятливость тоже проявил — грозным, яростным рычанием от всего своего отцовского возмущения. А я, наконец, поняла, что все закончилось. В смысле с родами, а вот с разборками все только начиналось.