Опытный агент Токи-Беннет был загипнотизирован одной-единственной строчкой в словесном донесении – о переходе на одностороннюю связь, безошибочно анализировал Завадский, припоминая содержание телефонного разговора. Оперативники израильской разведки отрезали этой фразой Беннета от своих связников. Получив это сообщение, Токи попал в ловушку: он не мог сам адресоваться, а только ждать связи, причем в заранее условленном месте.
Все совпадало, за исключением некой небрежности со стороны исполнителя. Где подстраховка, транспорт, или он настолько уверен в себе, что пренебрег элементарными правилами? А может, в штаб-квартире «Амана» посчитали Иосифа Беннета мелкой сошкой и махнули рукой на сложившиеся традиции, до сей поры позволяющие военной разведке Израиля называться одной из лучших в мире? И не стала ли воображаемая отмашка командой отступить от обычая «чистой» ликвидации. Что, если, думал Завадский, агент в форме служащего сумел задать Токи несколько вопросов и получил на них ответы?
Такого не может быть.
А вдруг?..
Уже во второй раз за последние две минуты Завадский коснулся оружия. Он поставил перед собой задачу и с этого момента больше не сомневался. Он ускорил шаг, вглядываясь в беспокойные стайки студентов. «Куда пойдет отчитываться о проделанной работе оперативник, в местный отдел или его ждут в Тель-Авиве?» – спрашивал себя Завадский. От этого места до шоссе было около четырехсот метров. Скорее всего, машина дожидается мнимого посыльного там, где минутами раньше вышел из такси сам Завадский. Если посыльный не изменит маршрут и если Артур не ошибся в своих выкладках, по большому счету не имеющих под собой логики, он догонит его раньше, чем тот сядет в машину.
Настроение у него хорошее, гонял желваки Юлий Завадский, с трудом справляясь с желанием перейти на бег. Кажется, он что-то насвистывал, удаляясь по аллее. Какой-то веселый мотив. Был бы он таким ветреным, если бы получил от Токи информацию? Нет, он бы размышлял над ней. Если представить посыльного в качестве тупой машины, исполнителя, то его работа – не задавать вопросы, а умерщвлять.
Отчего-то Завадского передернуло от этого слова. И в тот же миг по телу пробежала приятная дрожь: он увидел человека в серой униформе. Примерно в пятидесяти метрах впереди. Его невыразительная казенная одежда отчетливо проявилась в толпе разодетых студентов. Последних становилось все больше. Весть о теракте в университетском городке коснулась лично каждого, и студенческая братия более или менее организованной толпой покидала учебные корпуса. И это столпотворение было на руку Завадскому. Теперь не было нужды маскироваться, прятать свои движения. В этом мельтешении рук, ног, на фоне восклицаний спешащей по аллее толпы он расстегнул на пиджаке пуговицу и откинул полу. Перевернул пистолет стволом вверх и стал накручивать на него глушитель. И по-прежнему неумолимо сокращал дистанцию: его жертва находилась всего в двадцати шагах.
Со стороны посмотреть – в толпе не было заметно волнения. Ее оживление и направление на гору Герцль говорило о страстном желании ворваться в прохладные залы Музея Израиля, разбиться на пары и скрасить своей молодостью визуальную серость скульптур Родена и Мура в парке Билли Роуза, раскинувшихся вокруг горы.
Впереди обозначился самый маленький корпус из всего университетского комплекса. К этому времени Артур догнал посыльного и дышал ему в затылок. Каждый миг был подходящим для выстрела. Его легкого хлопка никто не услышит, а на мертвого посыльного обратят внимание, когда через него перешагнут раз, другой, третий.
Завадский одинаково хорошо стрелял с обеих рук. В данном случае удобнее стрелять с левой – прямо в сердце посыльному, прикрывшись на время выстрела полой пиджака.
Вот сейчас можно стрелять, слева никого нет.
Артур переложил пистолет в левую руку, откинул полу и дважды нажал на спусковой крючок. И тут же разжал пальцы, выпуская оружие.
Он сделал все настолько быстро, что сумел обойти смертельно раненного агента. Разве что не оглянулся посмотреть на него. А увидел бы он застывшего на месте человека, с распахнутыми, как оконные рамы, глазами. Схватившегося за сердце, пустившего розоватую слюну…
Завадский отмерил двадцать шагов, прежде чем его настиг первый женский выкрик, а за ним еще один…
Он остановил такси, назвал адрес и удобно устроился на заднем сиденье. Водитель развернул машину. Миновав бульвар Герцль, он выехал на другой, носивший имя Вейцмана и ведущий в Тель-Авив. Там у Юлия Завадского, загримированного, как и при встрече с Камилем Хакимом, короткой бородкой и усами, были кое-какие дела.