– Постой-ка, но нигде не сказано, что путешествовать в многомерном мире можно только в одну сторону. Надо помнить, что запрета на возвращение нет.
– Да, запрета нет. Но попробуй, вернись, попробуй, откажись от нового мира и новых возможностей. К хорошему быстро привыкаешь.
– Я просто сказал, что запрета нет. О ваших возможностях я ничего не знаю.
– Для того, чтобы вернуться, нам пришлось бы перечеркнуть все затраченные усилия, все годы поиска и надежд. То есть, по существу, отказаться от того, что было смыслом нашей жизни долгие годы.
– Понимаю.
– Но и по-новому жить мы пока не способны.
– Почему?
– Все до одного реализовавшие – ужасные эгоисты. Объединяет нас лишь та ускользающая, микроскопическая точка нашего бытия, которую принято называть Вселенной. Мы там начинали. Ее влияние на наше существование призрачно, но мы, несмотря ни на что, остаемся в душе людьми, и трехмерный мир притягивает нас, будоража самое драгоценное, что удалось нам накопить – воспоминания.
– Вас, точнее, нас много?
– Оценить, хотя бы приблизительно, количество членов нашего сообщества пока не удается. В нашем мире без личной предрасположенности общение невозможно. Нравится, привлекает – всего лишь слова в трехмерном мире, у нас – фундаментальные понятия. Да-да, у них гравитация и электромагнитные волны, а у нас – предрасположенность и пристрастия. Понятно, почему Иисус во главу угла ставил любовь – для него это было действительно фундаментальное понятие, не гравитация же.
– Вот, когда все узнаешь.
– Новые возможности, как это не удивительно, воздвигли между реализовавшими непреодолимые стены. Причины смехотворны – например, до сих пор не можем сойтись во мнении, куда попали. А, следовательно, и что делать дальше.
– Неужели это так важно?
– Получается, что – да. И всему виной милый недостаток, доставшийся нам по наследству от прежней жизни. Каждый реализовавший хотел бы, чтобы его предрасположенность разделили как можно больше сотоварищей. Вот и конфликт! А где конфликты, там и партии.
– Никогда бы не подумал, что в подобном мире могут быть идеологические разногласия.
– Но это так…
– Не понял.
– У нас сильна партия реализовавших, для которых старый мир всего лишь вместилище греха, порока и страданий. При каждом удобном случае они демонстрируют полнейший восторг от одного факта, что разделались с ним. Большинство из них, надо полагать, пристрастились к… Стоп! Это понятие невозможно выразить привычным способом – словами, поскольку оно не имеет никакого отношения к причинно-следственным связям и не описывается логическими категориями. Сугубо четырехмерное развлечение.
– Слова – мощное средство, не надо их недооценивать.
– Я никогда не пробовала определить это понятие. Но некоторые называют его геймсом. К играм это занятие имеет малое отношение. Конечно, элементы игры в нем, при желании, можно отыскать, но это отнюдь не игра.
– В любом человеческом занятии есть элементы игры.
– Может быть. Но геймс это определенно не игра, это способ существования.
– Из твоих слов я понял, что у геймса есть противники?
– Правильно. И один из них ты сам. К сожалению, ты не помнишь, но с тех пор, как ты появился здесь, у многих словно бы глаза открылись. Ты объяснил нам, что порывать с трехмерным миром совсем не обязательно. Геймс – хорошая вещь, но надо отдавать себе отчет в том, что предрасположенность многих реализовавших напрямую связана с прежними занятиями. Когда появилась возможность выбирать, оказалось, что причинно-следственные ограничения не так уж и плохи. Не удивительно, что к тебе потянулись реализовавшие, не сумевшие найти общий язык с Лигой. Они нуждались в твоей помощи, и ты помог им – защитил от Устава.
– Устава?
– Патологическая любовь любителей геймса ко всевозможным объединениям натолкнула их на мысль о создании Объединенной Лиги. И теперь они требуют от реализовавших подчинения придуманному ими кодексу поведения – Уставу. Наказание – остракизм.
– Но это абсурд!
– Вовсе нет. Объединенная Лига уже сейчас делает недоступными целые сектора истории. Маркелоу, генеральный президент Лиги, пригрозил, что скоро запретит возвраты в реальность окончательно и добьется того, что нарушители Устава навсегда потеряют связь с трехмерным миром.
– Он может это сделать?
– Сомневаюсь, что это в его силах, но и отрицать не могу.
– Как это скажется на нас?
– Придет конец иррациональной науке. Проведение исследований станет невозможным. Не будет предмета исследования.
– Конец науке? Надеюсь, я сказал: "Нет"!
– Сказал.
– Хорошо.
– Рада слышать. Значит, ты будешь бороться дальше?
– Буду, но только если на меня кто-нибудь нападет.
25. Фанат Броненосцев
В дверь позвонили, раз, другой, потом резко забарабанили кулаками, словно пытались ускользнуть от погони.
– Это Броненосцев, – сказала Лариса. – Он у нас один такой экспрессивный. Ты примешь его или сказать, чтобы приходил через недельку, когда ты все окончательно вспомнишь?
– Нет, пусть проходит.
Броненосцев оказался лысым, толстоватым человеком средних лет, он был возбужден и не на шутку встревожен. Поверить в то, что за ним только что гнались с собаками, было легче легкого.
Дмитрий был уверен, что никогда прежде не видел этого человека. По крайней мере встречи, если они и происходили когда-то, не оставили в его сознании никакого следа.
– Здравствуйте, – сказал он, постаравшись быть приветливым.
Броненосцев пристально посмотрел в его глаза, без сомнения ожидая какого-то отклика, и, не дождавшись, моментально сник. В глазах его появились слезы. Он повернулся к Ларисе и негромко спросил:
– Он действительно ничего не помнит? Ничего-ничего?
– Ничего, – подтвердила Лариса.
Дмитрию показалось, что треволнения Броненосцева оставляют ее равнодушной. После анонса неминуемой и жестокой борьбы это было удивительно, он же был нашим, судя по всему…
– Неужели он не помнит даже меня? – спросил Броненосцев дрогнувшим голосом. Он был удивлен.
– Не помнит…
– Это результат неудачного эксперимента?
Лариса неожиданно вспылила:
– Еще надо доказать, что эксперимент был неудачным!
– Но мы же видим – провал!
– Я бы не стала утверждать так категорично. Да, пока похвастать нечем, но, не исключено, что когда он все вспомнит, окажется, что ему удалось очень многое… Я бы загадывать не взялась. Он вернулся в момент реализации, понимаете?
– Но он действительно Дмитрий Дельтов?
– Без сомнения.
– Значит, надежда остается?
– Это я и пытаюсь вам объяснить.
– Он уже сканировал?
Лариса задумалась.
– Нет. Не удивлюсь, если окажется, что он разучился, – неуверенно сказала она.
Дмитрий с интересом следил за диалогом своих новых знакомых. Ему стало настойчиво казаться, что он с ними все-таки встречался. При других обстоятельствах, в другой жизни, если так можно выразиться. Вполне вероятно, что они были знакомы и очень близко. Не исключено, что их объединяли общие цели и борьба за достижение этих целей.
Из контекста Дмитрий понял также, что они затеяли какой-то важный эксперимент, который должен был стать крайне важным для всех реализовавших, а следовательно и судеб этого мира. Причем Броненосцев прямо указывал на него, как на организатора и руководителя этого начинания. И вот здесь начинались загадки. Память подсказывала Дмитрию совсем другое: он жил на Земле, в Санкт-Петербурге, умение видеть красочные сны, привело его к таинственной пирамиде, а затем помогло попасть в этот странный мир. Чем могло закончиться это путешествие, он предсказывать не брался.