Однако обошлось. Когда король Хаоса и королева Кашеры добрались до пункта назначения, Фауст шагнул через Карту в центр Узора и перенес кресло, в котором не так давно оперировал Виолу. Усадив Корал поудобнее, вколол порцию наркоза, а напоследок еще добавил обезболивающие чары. После этого посоветовал Мерлину:
— Вали отсюда. На этом пятачке маловато места.
Кивнув, Мерлин козырнулся. Стало чуть просторнее. Фауст снял плащ, аккуратно свернул колбаской и уложил под кресло. Затем открыл контейнер, наполненный раствором, в котором плавали заранее приготовленные глаза.
— Дай посмотреть, — потребовала Корал, — Не хочу, чтобы глаза были разного цвета.
— Точно такие же, как у тебя, — заверил нирванец, демонстрируя готовые к пересадке органы. — Но если хочешь, заменим тебе оба глаза.
Она засмеялась, отрицательно замотала головой. Потом кокетливо поинтересовалась:
— Надеюсь, ты не попытаешься воспользоваться моей беспомощностью?
— Надеешься или боишься? — Фауст улыбнулся, продолжая раскладывать инструменты. — Я бы с удовольствием, но не на глазах же у обеих семей.
— Как-нибудь в другой раз, — согласилась Корал.
— Так любишь секс?
— А ты нет? — Она снова хихикнула. — Признаюсь, очень хочется наставить рожки зануде Лью.
— Сделаем, — заверил нирванец. — Обязательно. А теперь тебе придется помолчать и не шевелиться хотя бы четверть часа.
Несмотря на такое предупреждение, Корал испуганно заохала, увидев хирургический инструмент. Добытый в Монсальвате кинжал действительно выглядел устрашающе. Однако приказывать ей закрыть глаза не имело смысла, потому как Камень Правосудия был способен видеть даже сквозь опущенное веко. Тем более что веко на огромный каменный глаз все равно не опускалось.
Придерживая пациентку за лоб, Фауст прижал ее затылок к спинке кресла и аккуратно ввел тонкое лезвие в зазор между тканью глазницы и Камнем Правосудия. С ясного неба громыхнули раскаты, а из внезапно засветившихся скал, окружавших Узор Дворкина, брызнули ввысь длинные разветвленные молнии. Фауст поморщился и приказал Амулетам стабилизировать реальность.
Энергетические нити выползли из каждого отростка каждой Чешуйки — такой активности Фауст не видел ни разу, даже в самых сложных переделках. Несмотря на бешеный расход Мощи, свето-шумовые эффекты нарастали. Над Лабиринтом стремительно сгущались тучи.
Сын Вампира и Ведьмы, он же Брат Дьявола и Оборотня, торопливо выпустил на волю целую стаю запасенных впрок заклинаний, после чего провел клинком вокруг Глаза Змеи. Кинжал начал нагреваться, но Самоцвет уже пошевелился, поддаваясь искусству хирурга. Затаив дыхание, Фауст подцепил Камень Правосудия, орудуя клинком как рычагом.
Гром загрохотал, словно с цепи сорвался. В следующее мгновение Самоцвет начал выходить из глазницы.
Собравшиеся вокруг Лабиринта зрители плохо понимали, что происходит. Видели только, что Фауст выполняет какие-то ритуалы в центре Лабиринта. Лишь Джильбер восторженно шептал:
— Ах, какой потрясающий сюжет для баллады! Между тем Фиона продолжала метаться, подозревая худшее.
— Если он зарежет Корал в центре Лабиринта, мы уже ничем не сможем помешать, — повторяла она. — На таком расстоянии нет гарантии, что мой удар убьет его мгновенно.
Внезапно обнаружилось, что среди зрителей нет нирванцев. Кул, Геката и Меф незаметно слиняли, а в центре Узора многочисленные Амулеты нирванца выбросили снопы разноцветных сверкающих линий. Рэндом завопил:
— Они что-то замышляют! Прекратите операцию!
— Уже поздно, — отчаянно выкрикнула Фиона. — Он должен довести дело до конца.
— Какой сюжет! — простонал Джильбер.
— Ты понимешь, что он делает? — спросил Бенедикт.
Фиона, ожесточенно массируя виски, пробормотала:
— По-моему, Фауст вытягивает Мощь из других Лабиринтов.
— Хочешь сказать, что часть Главного Узора сохранила работоспособность?
— Похоже на то…
Когда Фауст вырезал Камень Правосудия и, вставив на место запасной глаз, начал сращивать зрительные нервы, над Узором появился призрачный силуэт огромных размеров. Пропорции у него были приблизительно человеческие, но форма головы не имела аналогий в фауне основных Отражений.
— Кто это? — пискнула Корал.
— Понятия не имею — Добрый доктор раздраженно шикнул: — Немедленно закрой глаза!
Он сделал последний укол, наложил чары и темную повязку, закрыв прооперированную глазницу. Силуэт великана над Узором стал похож на старика с Козыря, найденного в покоях Дворкина. Наклонившись, призрак словно пригляделся, после чего исчез. Вполне удовлетворенный этим обстоятельством, Фауст велел Корал носить повязку не меньше трех дней и принимать антибиотики. Потом крикнул Корвину, чтобы забирал сестру.
Подсобив кашерской королеве пройти через козырной коридор, нирванец ополоснул Камень Правосудия в растворе, где хранились запасные глаза. Прозрачная жидкость немедленно окрасилась в розовый цвет.
Амбериты вопили: мол, возвращайся скорее, а не то вот-вот вселенский катаклизм разбуянится. Не обращая внимания на их истерику, Фауст разглядывал Самоцвет. Не слишком тщательно ограненный асимметричный обломок рубина… Даже странно, что такие нелепые предметы могут иметь столь могучую власть. Наверняка это лишь отголосок более высоких уровней Мощи, но тогда возникает естественный вопрос: «Где или в ком сосредоточена та, истинная Мощь?» Очередная загадка, на которую нет ответа.
Он по-хозяйски собрал и рассовал по карманам инструменты, надел плащ. В центре Лабиринта остались только кресло да контейнер с окровавленной водичкой и уже ненужными глазами. Ладно, амбериты подберут.
Осторожно, двумя пальцами Фауст взял Камень Правосудия. Затем, весьма смутно представляя, что должен сделать, он направился к темному пятну, которое оставили на Узоре несколько капель кров» принца Ринальдо.
Поврежденный участок Лабиринта охватывает солидный отрезок Малого Загиба и часть Третьей Вуали. Здесь полностью стерты голубые линии изначального Узора, прореху заполняют черно-красные вкрапления Хаоса и золотистые конструкции, внедренные материей Судьбы. Магические субстанции не терпят пустоты, так что поражение любой Великой Силы означает победу — пусть мелкую и кратковременную — двух других разновидностей Мощи.
Фауст приближается к зоне разрушенного Узора, вытянув перед собой руку с Камнем. Рука дрожит, и никакая сила воли не способна погасить нарастающий страх. Слишком неприятны воспоминания о предыдущем ремонте Лабиринта, о судьбе Оберона, дерзнувшего пройти вдоль поврежденных линий. Фауст успокаивает себя: в прошлый раз противодействие осуществлял Логрус, теперь же единственной реальной силой остаются Узоры Судьбы, у которых не должно быть стремления нанести вред своему посланцу. Но кто знает, каким на деле окажется ответ Золотых Спиралей.
Глаз Хаоса нависает над границей дефектов. С граней Самоцвета струятся разноцветные искры. Они падают на Узор, и там, где брызги Мощи коснулись магического рисунка, снова появляются голубые линии. Повреждения отступают.
Резкий порыв противодействующих сил едва не сбивает с ног Фауста. Сын Вампира кричит, как испуганный ребенок, но делает следующий шаг, преодолевая сопротивление. Еще один шаг, потом еще. Фауст уже понимает, что приступил к ремонту помимо собственной воли, но бросить эту работу не может. Участок разрушений на Малом Загибе уменьшается почти на четверть… нет, пожалуй, все-таки на десятую часть.
Над Лабиринтом появляются новые призрачные персонажи: Единорог и Птица. Единорог смотрит на давнюю противницу, и в глазах Олицетворения Порядка можно прочитать смесь испуга и застарелой неприязни.
— Ты вернулась, — констатирует Единорог Птица отвечает насмешливо и не без вызова:
— Неужели вы всерьез верили, что сумеете навечно избавиться от меня?
— Ты вернулась, чтобы отомстить?
— Назовем мои намерения волей Судьбы. Или, если тебе угодно, восстановлением справедливости. Суть от этого не изменится.