Они правы и ошибаются. Они правы, что боятся меня – и ошибаются, считая меня человеком… или хотя бы полностью человеком. Я перестал быть смертным несколько лет назад, я стал Князем Зеленого Солнца, избранником Йози, повелителей Ада, существом с демоном в душе и силой низверженных творцов в крови.
Смертное имя я бросил в Творении; пройдя серебряными песками Бескрайней Пустыни и ступив на улицы Города, я назвал себя Сердцем Ветра – ибо Адорьян, Молчаливый Ветер, покровительствует касте, к которой я принадлежу.
Я рад этому. Я наслаждаюсь каждой минутой этих лет – особенно когда сила, пронизывающая мое тело, дает мне возможность прикоснуться к Камилле.
Ка-мил-ла. Три слога, три звучных, чудесных слога, заключенная в имени симфония, отзывающаяся в моей душе. Как же я ищу встречи с тобой, как ласкают мою душу вести о битвах в Городе, ибо ты приходишь на их поля…
Да благословят Йози Кальхариса, нашедшего ритуал, способный воззвать к тебе! Клянусь небом Малфеаса, если он окажется надежен – я лично буду ходатайствовать за него о получении гражданства, и жрецы Сеселин услышат меня.
Я не могу больше ждать. Я вновь смотрю на нанеке – и тот кивает. Все готово, и эримантои отступают в стороны, освобождая площадь, где в сложной паутине линий замерли рабы. Интересно, знают ли они, что их дни сочтены, что пропитанный адской Эссенцией воздух Города уже убивает их?
Неважно. Неважно – потому что эримантои уже падают на колени в молитве, а Кальхарис уже произносит слова на Старой Речи, прижав костистые ладони к колдовской фигуре на площади.
Два изваянных из стекла Малфеаса клинка возникают в моих руках и я срываюсь с места. Первые десятеро даже не успевают понять, что происходит, когда мои мечи вспарывают их тела; кровь выплескивается на базальт, окрашивая черноту пронзительно-алым сиянием.
Музыка в моей душе взвивается волной, радостным смерчем, и я следую за ней, рассекая воздух и плоть в ритме мелодии моего демона. Смертным недоступна такая скорость, многим Возвышенным – тоже… но я из касты Бичей, и даже в Аду нет тех, кто сравнится с моими собратьями в легкости движений!
Да, теперь рабы не молчат – но у них нет времени на крик. Молодая девушка издает пронзительный вопль, когда мой меч пронзает ее сердце, высунувшись окровавленным острием из спины, толстяк с небольшой бородкой хрипит, когда я перерезаю ему горло, крепкий мужчина с мускулами ремесленника успевает выкрикнуть проклятие – и его голова летит в сторону, женщина средних лет закрывается руками, моля о пощаде – и мои клинки с равной легкостью разрубают плоть и кости (отсеченные кисти еще не успевают упасть, когда их хозяйка расстается с жизнью).
Кровь и смерть танцуют вокруг меня, алые брызги летят на базальт, багряные отблески смешиваются с окружающим мою фигуру изумрудным мерцанием. Символ моей касты – алое кольцо – вращается в центре лба, ускоряясь с каждой секундой.
Я застываю в центре площади – вернувшись туда, откуда начал путь смерти. Рядом падает последнее тело – девушка, рассеченная на несколько частей скрещением моих клинков; я замечаю ее лишь краем глаза.
Залитая кровью, усеянная трупами площадь теперь слабо светится – вернее, светятся покрывающие ее линии. Это место становится исполинским посланием, испускает неслышимый и неощутимый зов.
Неощутимый – но не для всех.
Я счастливо смеюсь, ощущая, как поднимается ветер, треплющий мои волосы, касающийся воротники. Моя одежда залита кровью – но ты ведь меня простишь, правда?
Эримантои падают ниц; радекен опускаются на крыши вокруг и тоже простираются перед пришедшей, припав к металлу зданий и распластав крылья. Кальхарис прижимает лоб к залитому кровью базальту.
А я – стою. И принимаю ту, кого звал.
Она приходит с новым порывом ветра, с потоками воздуха, втекающими на площадь; в этих потоках угадывается, намечается, ощущается бесконечно изящная, стройная и легкая фигура женщины. Она обнажена и закутана в чистый воздух, ее волосы стелются по ветру… ее волосы и есть ветер – Обетованный Ветер, как ее зовут в Городе!
– Камилла! – вскрикиваю я, подаваясь вперед, и музыка в моей душе звенит ласковыми нотами. Мечи исчезают из моих рук; этот танец не для оружия.
Я взмываю вверх, оказываясь рядом с ней; мы танцуем вместе между небом и площадью. Ветер обнаженного тела ласкает меня, мою собственную плоть пронизывает сладкая судорога. Я ищу взглядом изменчивое лицо – и она всегда оказывается за спиной, обнимает меня, потом ускользает…
Где-то внизу волосы Камиллы и текущая с ее эфемерных ладоней сила касается трупов, приманивших ее сюда – и они рассыпаются невесомой пылью. Кровь исчезает, площадь вновь становится чистой.