Он прислушался. Тишина в зале стояла просто оглушительная. Ни шороха, ни скрипа. Даже Дрэга, вылетевший откуда-то сверху, из-под потолка, скользил как во сне, беззвучным планирующим листом. Или здесь вообще никого не было, или коварные враги затаились перед нападением.
— Ну что там? — спросил его шёпотом Стёпка. — Кто там?
Дрэга на лету тронул его кончиком крыла и вновь унёсся во мрак. Самосветки не обращали на дракончика внимания и загорались только, когда к ним приближался Степан. Но Дрэгу это ничуть не смущало, и в темноте он летал так же уверенно, как и при свете дня.
Нужно было идти. Честное слово, если бы не это неотвратимое «нужно идти», чёрта с два пошёл бы он дальше, чёрта с два стал бы, преодолевая свой страх, блуждать по этим пугающим подземельям, каждую секунду ожидая встречи с одуревшими от одиночества местными кошмарами и озверевшими от скуки ужасами. И пусть бы Ванька состарился и напрочь облысел у элль-фингов — была бы ему наука, гаду упрямому, как на экскурсии ходить! Он там сидит себе в плену и в ус не дует, а ты мучайся тут за него, трясись от страха и зубами стучи.
Стёпка поругался мысленно на Ванеса, взбодрил себя злостью — и тихонько вдоль стеночки побрёл дальше. А куда денешься! Нужно, значит нужно.
Он поднялся по засыпанной каменным крошевом лестнице, постоял немного наверху, пытаясь настроить себя на более мужественный лад, посопел, помялся и вошёл в следующее не слишком просторное помещение, в котором тоже сразу загорелись факелы. Там стояли вдоль стен какие-то ящики, валялись брёвна, камни, ещё что-то… Стёпка не успел всё разглядеть, потому что сразу же наткнулся взглядом на лежащее перед входом тело. Или правильнее сказать — скелет. Настоящий «мёртвый скелет» в истлевшей одежде и проржавевшей насквозь кольчуге. Он лежал ничком, разбросав в стороны неприятно тонкие кости рук. Рядом валялся широкий топор с короткой рукоятью. Круглый шлем, откатившийся в сторону, был вскрыт как консервная банка, и в нём угадывались серые обломки раздробленного страшным ударом черепа. И ещё… Бедняга был прикован. От его ноги тянулась к тяжёлому кольцу в стене грубая и не слишком длинная цепь. Это, наверное, был раб-стражник, прикованный здесь для того, чтобы никого не впускать или не выпускать. Вон и миски какие-то стоят, кувшин с отбитым верхом… Стражник охранял проход, и его за это зарубили, возможно, его же собственным топором. И теперь он лежал здесь пугающим предупреждением для каждого, кто осмелился войти в эту пещеру: вот, мол, как страшно жить и вот какая непоправимая неприятность может произойти с каждым из вас, дорогие мои.
Я так и знал, поёжился Стёпка, разглядывая торчащую из-под шлема редкозубую челюсть, я ведь так и знал: сначала скелеты, а там, глядишь, и зомби какие-нибудь ожившие обнаружатся на мою голову. Почему я такой несчастливый? Почему всё плохое случается обязательно со мной? За что?
Его сразу отчаянно потянуло назад, к солнцу и свежему воздуху, подальше от мёртвого стражника с расколотой головой и от тех, кто этого стражника убил. Понятно, конечно, что кровавое злодеяние совершилось не вчера и даже не на прошлой неделе, а очень много лет назад, и убийца не сидел же всё это время за поворотом, поджидая очередную жертву, но Стёпке теперь было просто страшно, страшно и всё. И он пошёл бы назад и не поленился бы вернуться к началу ущелья, чтобы попробовать найти какой-нибудь другой, не такой мрачный путь в обход засады, если бы не та, недавно объявившаяся в нём половина, которая была намного смелее и которую полуистлевший скелет почти не испугал. «Подумаешь, скелет! Лежит себе, никого не трогает. Так что не дрейфь, демон, и смело шагай вперёд на своих подгибающихся от нехороших предчувствий ногах».
Для начала нужно было перешагнуть печальные останки. Стёпка всерьёз ожидал, что стоит ему только занести над скелетом ногу, как тот сразу оживёт и схватит неосторожного гостя, чтобы утащить его, обомлевшего, в мир иной. Поэтому он не стал перешагивать, а обошел его осторожно вдоль стеночки и вздохнул с облегчением, лишь отойдя на безопасное расстояние. Скелет, надо отдать ему должное, проявил завидную выдержку и даже не шевельнулся. Как, впрочем, и должен поступать всякий уважающий себя скелет. Раз уж так случилось, что ты умер, будь добр лежи и не пугай живых людей. Пока ещё живых, добавил зачем-то про себя Стёпка, и от этих слов ему стало совсем жутко, и он очень отчётливо представил себя, лежащего в пыли с расколотой головой, с разбросанными руками, с выпотрошенной котомкой… «И никто не узнает, где могилка моя». Он крепко зажмурился, отогнал кошмарное видение и прошептал, крепко сжав рукой стража: «Не будет этого, не дождётесь, гады».
Оставив за спиной комнату с мёртвым стражем, он увидел перед собой просторную, уходящую в темноту галерею. На правой стене были закреплены факелы, ближние из которых уже загорелись, а в левой стене через равные промежутки располагались двери. Обычные, нормальные человеческие двери, не слишком аккуратно сколоченные из досок, рассохшиеся, перекосившиеся, с грубыми кольцами вместо ручек… Первая дверь была приоткрыта, третья висела на одной петле, четвёртая вообще лежала на полу, — а дальше всё скрывала темнота. Заглядывать за эти двери Стёпка, разумеется, не собирался. Чего он, спрашивается, за ними не видел? Мало ли кто там таится. И вообще это было похоже на тюрьму. Коридор, тусклый свет, двери какие-то не слишком привлекательные, а за ними, возможно, останки истлевших узников, прикованные цепями к стенам… Нет, лучше пройти мимо, туда, в конец галереи, куда уже улетел Дрэга и где, судя по всему, был выход из этого мрачного — очень мрачного и очень неуютного — места.
Он уже почти не боялся. Пещера оказалась просто пещерой. Стены, факелы, двери… Двери мозолили ему глаза. Всё же слегка обидно будет уйти, не узнав, что за ними скрывается. А вдруг там… ну, не знаю… сокровища какие-нибудь несметные… или сундуки с волшебными эликсирами. В компьютерных играх в таких пещерах всегда можно было отыскать что-нибудь очень полезное: золото, магические свитки, оружие, крутые доспехи или, скажем, вход на следующий уровень. Чем эта пещера, спрашивается, хуже?
Стёпка не слишком долго колебался. Ему даже не пришлось себя уговаривать. Первая дверь и без того была слегка приоткрыта, и ему осталось только тихонько потянуть за кольцо. Дверь скрипнула и с готовностью распахнулась, словно соскучилась по входящим и выходящим людям. Стёпка побоялся сразу туда заходить, потому что внутри было темно, и он ждал, чтобы зажглись факелы. А факелы не спешили зажигаться, они ждали, чтобы он сначала вошёл. И ему пришлось войти. Всего одна полуразрядившаяся самосветка неторопливо осветила тесное помещение. К счастью, это была никакая не тюремная камера, а, кажется, кухня. Да, точно — кухня. У стены громоздилась большая сложенная из камней печь, заставленная грубыми чугунками, на покосившемся столе и на полу валялись ножи, разбитые кувшины и тарелки. На стенах висели окаменевшие пучки трав. Журчала где-то едва слышно вода, видимо, специально проведённая сюда из какой-нибудь подземной реки, чтобы не нужно было далеко за ней ходить. Искать здесь было нечего, и Степан уже собрался выйти, когда увидел ещё одного мертвеца. В дальнем углу сидел на лавке скелет женщины в бесформенном похожем на балахон платье. Седой от пыли череп с остатками волос провалился в плечи, высохшие руки бессильно свисали вниз, на острых коленях лежало плоское блюдо.