Степану было легко и весело. Скакать бы так и скакать до самого края земли, ничего и никого не боясь, минуя врагов, пугая зевак… Одно было плохо: оказалось, что он ещё не слишком хорошо умеет держаться в седле. Сначала он попадал в ритм скачки и успевал даже по сторонам поглядывать, но потом сбился, и его стало мотать из стороны в сторону, и он вцепился в жесткую конскую гриву и на одном из поворотов чуть не вывалился. Старуха придержала его твёрдой рукой, но после этого удовольствия от скачки он уже не испытывал.
Остановилась Старуха на совершенно пустынной улице, где-то на задах, за огородами. Стёпка сразу понял, что пришла пора покидать уютное седло. Он неловко сполз на землю, одёрнул рубашку, поднял глаза на Старуху. Хотел поблагодарить, но она остановила его, покачав головой. Потом вытащила откуда-то чародейский браслет и, самую малость помедлив, надела его себе на правую руку. Стёпка слегка напрягся, готовясь отскочить в сторону, но опять не стряслось ничего страшного и непоправимого. Просто Старуха перестала сутулиться, выпрямила плечи, вообще стала заметно выше, и с руками у неё что-то произошло, он не успел понять, что именно, потому что Старуха плавным движением откинула назад капюшон — и Стёпка буквально онемел от потрясения. Чего угодно он ожидал, но такого!
Старуха под капюшоном оказалась вовсе не старухой! Она оказалась очень молодой русоволосой женщиной с миловидным круглым лицом. В глубине её серых глаз притаилась печаль, но полные резко очерченные губы слегка улыбались. Она похлопала гнедого по шее — руки у неё теперь были белые с тонкими длинными пальцами, совсем не старушечьи.
Стёпка ничего не успел подумать. Старуха… нет, уже не старуха, а прекрасная всадница улыбнулась ему и сказала низким грудным голосом:
— Спасибо тебе, демон Стеслав, от всего колена Посвятова и Миряны-страдалицы.
— За что? — удивился Стёпка. Он был искренне уверен в том, что как раз он ничего для неё не сделал, а она для него многое.
— За избавление, — сказала она. — Почитай два века стерегла я чародеево укрывище от чужих глаз, а ты помог мне избавиться от постылого заклятья. Чародей давно истлел, а мне так и суждено было маяться да людей распугивать. Спасибо тебе.
— Пожалуйста, — сказал Стёпка. — Вам тоже спасибо от меня за то, что помогли и до Проторы довезли.
— Мне то не в тягость, — улыбнулась она. — Последний раз среди живых побывала. Поговорила… Устала я молчать-то. Двести лет безголосой мыкалась.
— А как же я теперь? — растерянно спросил Стёпка. — Как же я без стража буду? Он же меня защищал. Мне без него до элль-фингов не дойти.
Она покачала головой:
— Он не защищал тебя, он хозяину своему недоброму служил и все твои пути-дороги ему исправно показывал. Это не страж, это подгляд вражий. А тебе защита не нужна, ты демон, ты сам себя защитить способен. И к элль-фингам ты не ходи, нечего тебе там искать.
— Там Ванька. Мой друг. Он у них в плену.
— Нет его у элль-фингов. Это я тебе говорю, меня не зря ведьмой называли. Мне многое ведомо. У тебя иная служба в этом мире, сам догадаешься, в чём она состоит. То лишь ты решить можешь, никто не в силах заставить истинного демона поступать против воли. А теперь прощай, Стеслав. Мне пора уходить, кончилась моя служба и моя неволя. Низкий поклон тебе от меня за свободу. Прощай, демон.
Она отшвырнула в сторону копьё, развернулась и пустила коня вдоль по улице. Стёпка смотрел ей вслед. Проскакав совсем немного, всадница вдруг скомкалась, её очертания смазались, над седлом взвихрился смерч, его сорвало в сторону, он мотнулся над крышами и унёсся в небо легко и свободно, теряя по пути обрывки и клочья. Гнедой уже без седока доскакал до конца улицы, и скрылся из глаз за избами. На середине дороги осталось лежать никому не нужное копьё, столько лет внушавшее страх всей (ну, или почти всей) округе.
А истинный демон Стеслав, которого оказывается никто не может заставить поступать против его воли и которому оказывается не нужны никакие стражи, поскольку он сам себе и защита и страж, стоял посреди пыльной дороги в чужой и незнакомой Проторе, смотрел в небо и понятия не имел, что ему теперь делать и куда идти. Нет, сначала в корчму, это понятно, там дядько Неусвистайло будет ждать, а потом? Если Ванька не у элль-фингов, то где он? И зачем соврал Серафиан? И зачем вообще всё?
И вдруг его словно по голове ударило: А Смакла? А младший слуга? Он-то ведь всё ещё в руках у магов-дознавателей. Вот о ком следует позаботиться в первую очередь. Вот кого надо искать и спасать. Стёпке вдруг стало стыдно. Как он мог забыть?! Как это некуда идти? Очень даже есть куда. Ну, гады, держитесь, я приехал и я очень зол!
Глава четырнадцатая, в которой демон находит новых друзей
Как отыскать в незнакомом населённом пункте какую-то там неведомую корчму? Правильно: нужно у кого-нибудь спросить. Что Стёпка и сделал. Спросил и ему объяснили. Не сразу, понятно, и не первый же встречный, даже не второй, но всё же объяснили. Первым встречным оказался древний старик-гоблин, сидящий у своего дома на завалинке. Стёпка, осмотревшись, подошёл к нему.
— Дедушка, не подскажете, как мне корчму найти? Там ещё хозяином вурдалак Зашурыга?
Старик оказался глухим и слепым. Стёпкиного вопроса он не услышал и самого его не видел. Щурился на солнце и улыбался сам себе.
Пришлось идти искать ещё кого-нибудь. Протора строилась, как и все таёжные селения, без плана, свободно и вольно, улицы тянулись и петляли как хотели и заканчивались тогда, когда им это взбредало в голову. Дома были крепкие, невысокие, все за заборами, все укрытые от посторонних глаз. Прохожие на окраинных улочках не встречались вообще. То ли жители прятались от весичей, то ли от Старухи, то ли все были на работах в поле. Сено, можетж, косили, за свиньями ухаживали или скотину пасли. Других занятий для местного населения Стёпка придумать не мог, поскольку о деревенской жизни имел весьма смутное представление. Помнил только, что от зари до зари крестьяне трудятся в поте лица, и выходных у них не бывает.
Но когда он вышел-таки на широкую центральную улицу, по которой совсем недавно они вдвоём так шумно проскакали, народу там обнаружилось довольно много. Особенно весичей. Верховых и пеших. Мимо них он проходил, стараясь не привлекать к себе внимания, жался к заборам и в глаза не смотрел. И ощущал себя юным партизаном-разведчиком, пробирающимся через захваченный фашистами город. Весичи на фашистов, к счастью, не слишком походили, но попадать в руки к дознавателям страшно не хотелось.
Вызванная Старухой суета ещё не улеглась, но суета эта была не встревоженная, а какая-то весёлая, чуть ли не праздничная. Наверное, все радовались тому, что страшная колдунья по селу проскакала, никого при этом не заколдовав и никого на копьё своё не насадив. Попугала, конешно, честной народ, зато есть теперича об чём с людями погутарить, есть об чём языками почесать, что вспомнить с соседом за кружкой пива. Стёпка жадно ловил пересуды кумушек, обрывки разговоров, восторженный гомон ребятни и ухмылялся про себя. Знали бы все эти люди, что один из виновников переполоха шагает сейчас спокойно мимо них и в ус себе не дует.
Молодой парень, ведущий в поводу двух красивых вороных скакунов, охотно показал ему дорогу. Корчма, как оказалось, была совсем рядом, мимо пяти изб вниз по улице пройти. Парень, явно местный, совершенно простецкой наружности, курносый и веснушчатый, видимо, сам не шибко жаловал весичей, потому что, приглушив голос, посоветовал не соваться в корчму через ворота, поскольку от пришлых там нынче не протолкнуться, а пройти к дядьке Зушурыге, ежели такая нужда имеется, задами, через бабки Коряжихи огороды.