Цуймингуй взглянул на ослепительный небосвод. Небесный город, построенный вскоре после создания Трёх миров, медленно таял под солнечными лучами, напоминая леденец. Его золотые крыши горели в ярких лучах, а нефритовые дворцы сияли белизной. Изумрудные сады тихо качали густыми кронами, а низкие водопады и зеркала прудов переливались мелкозернистой рябью. Воздушное, почти нереальное зрелище. Сердце болезненно сжалось. Тёмный владыка удивился. Разве оно ещё осталось в груди и может что-то чувствовать кроме ноющей, постоянной боли, напоминающей о прошлом?
От созерцания города в облаках его отвлекла вспышка, подобная молнии. Нечто раскололо небосклон на западе и понеслось в его сторону. Нечто, очень похожее на одинокую звезду. Сердце в груди затрепетало, как у жениха, впервые узревшего невесту без брачной вуали. Он узнал дух своего меча, спешащий к хозяину! Неужели Чжу Хуэй справился с заданием? Где же тогда он сам, почему оставил Дьявольский меч в одиночестве? Это оружие требует особого присмотра.
Цуймингуй поднял руку, принимая звезду в ладонь. Едва коснувшись кожи, та приняла изначальную форму — остроносый клинок хищно блеснул на солнце, а холодная, отполированная тысячами касаний рукоять, нервно дрогнула под пальцами.
«Сяо чжи ши», благородный муж, — насмешливо сообщала изящная гравировка, нанесённая заклинанием вдоль режущей кромки вместо узора. Оружие носило гордый отпечаток воли хозяина, зля и одновременно пугая врагов.
— Вернулся? — одними губами спросил Цуймингуй. — Многих ли убил по дороге?
Дьявольский меч скромно промолчал. Если и напился чужой крови, то будет скрывать это до последнего. Тёмный владыка не обижался. Такое оружие заслужило право иметь отдельное сознание и капризный характер. Оно поразило больше врагов, чем он сам. Рубиновый глаз на рукояти, казалось, хитро подмигнул хозяину.
Цуймингуй вовлёк клинок в собственную ауру, объединив с внутренней ци и обнаружил, что меч носит мощный отпечаток чужого касания. Он попытался задать Дьявольскому мечу вопрос, но тот выглядел дремлющим.
Отложив расспрос на более подходящее время, Тёмный владыка направился к лагерю клана Асюло, за многие века успевшему разрастись до полноценного дворцового города. Лишь неприглядные стены из серого камня здесь напоминали — они изгнанники, которым не доступен нефрит.
Оруженосец командующего Сюэ первым встретился ему на пути и преклонил колено.
— Приветствую… — громко начал он, но Цуймингуй приложил палец к губам, и воин закончил почти шёпотом, —уважаемого Тёмного владыку на Кушань.
— Командующий у себя?
— Докладываю владыке. Командующий Сюэ Моцзян отбыл в мир смертных. Близ поселения Цзиньдоупин обнаружили разведчиков лисьего клана.
— Взяли в плен старшего?
— Нет. Лисы сбежали… — с заметным сожалением в голосе сообщил оруженосец. — Командующий отправил меня на Кушань. Полагаю, он сам уже в Пинъяо.
— Полагаешь? — с холодной усмешкой переспросил Цуймингуй.
Молодой асур виновато потупился, осознав допущенную в докладе ошибку. Кто не знает, что старший в клане любит точные ответы? Цуймингуй с трудом подавил внутреннее недовольство. Он отсутствовал на Кушань слишком долго. Так кто больше виноват в падении дисциплины — скромный оруженосец или неудачливый глава, проведший в плену у небесных ни одно тысячелетие?
— Забудь, сам проверю.
Цуймингуй поспешил удалиться, растаяв в воздухе прямо на глазах у оруженосца, и потому не слышал, как тот поинтересовался, какое именно крыло дворца приготовить уважаемому владыке для отдыха?
Отголосок искры изначального духа Ин Сянхуа походил на колеблющееся на сквозняке пламя свечи — Фан Синюнь чувствовал его то ярким, а то совсем приглушенным, как гаснущий фонарь.
Не меньше двух кэ минуло с тех пор, как он по приказу шицзунь отправился обыскивать город. Пинъяо не славился размерами, но был густо заселён. А на его тесных улочках до позднего вечера толпились люди. Праздник дракона открывал летний сезон. Смертные просили дождя и благословения небес. Фан Синюнь несколько раз встречал остатки костров, на которых сжигались «жертвенные деньги» для бога-дракона.
[кэ — 15 минут]
Повсюду к запаху местной кухни и лёгкой гари примешивался аромат сушёных трав — двери домов украшали букеты. А в косицы по-праздничному одетых детей были вплетены крошечные мешочки-амулеты, наполненные толчёными дикоросами.
Это поначалу сбивало с толку, но потом Фан Синюнь приловчился игнорировать запахи. Помогло мало. Ограничив обоняние, он добился обострения внутреннего зрения. И теперь, приближаясь к каждому сыхэюаню, первый ученик чувствовал талисманы-заклинания, развешенные изнутри по стенам домов. Жители изображали на них гибель пяти вредоносных существ, издревле досаждавших человеку: зелёной лягушки, ящерицы, многоножки, паука и змеи.
Совсем изолировать духовное чувство Фан Синюнь не мог, приходилось терпеть. Поэтому он с благодарностью вознёс молитву Трём Чистым, обнаружив в одном из оживлённых заведений следы шицзе. Поиски беглянки, наконец, подошли к концу.
Приблизившись к двухэтажному зданию, первый ученик прочёл иероглифы на деревянной вывеске над входом: «Шуйлянь», и мимо воли замедлил шаг. Приличное место кувшинкой не назовут!
У входа, и вправду, вертелось несколько женщин с густо нарумяненными щеками и жирно подведёнными чёрной краской глазами, громко приглашавших мужчин войти внутрь.
Его заприметили сразу и пододвинули к двери, ведущей в Шуйлянь, продуманно окружив со всех сторон.
— Какой хорошенький…
— Господин, позволь нам рассмотреть тебя!
— Я первая тебя заметила. Входи же скорее! У нас подают лучшее в городе вино. Да и девы здесь самые прекрасные.
Женщины рассмеялись, обмахивая его веерами. От их улыбок и небрежных касаний хотелось немедленно бежать прочь. Кое-как взяв себя в руки, Фан Синюнь подчинился — шагнул под ярко освещённые своды нижнего зала Шуйлянь. Несмотря на уже позднее время, здесь было много мужчин. А на возвышении томно перебирала струны циня дева в вуали.
От ярких цветов, обилия света и громких голосов у Фан Синюня едва не закружилась голова. Поискав надёжный якорь во всём этом шумном море цветочного дома, он случайно зацепился взглядом за молодого мужчину в тёмном шэньи. Тот неспешно спускался по изогнутой лестнице, вертя между пальцами начинающий вянуть пион.
Благородный императорский цветок смотрелся в этом месте так же чужеродно, как сам Фан Синюнь, одетый в снежно-белую мантию небожителя. Не удивительно, что мужчина оторвался от созерцания бордового цветка и встретился с ним глазами.
Фан Синюнь почувствовал себя стрекозой, вдруг попавшей в руки к безжалостному человеку! Лицо незнакомца вмиг окаменело, приобретая холодное выражение, а тёмная глубина его раскосых глаз дрогнула, источая неприязнь. Первый ученик безошибочно уловил чужую эмоцию — не любопытство или удивление, а самый настоящий гнев.
Чем он так не угодил мужчине, если забыты все приличия? Незнакомец смотрел на него в упор, не мигая. Ещё через мгновение пион полетел на ступени, небрежно отброшенный равнодушной рукой, а мужчина продолжил спуск по лестнице, не отрывая от Фан Синюня острого взгляда.
Глава 9
Цветочный дом не место для небожителей
Пламя воображаемой свечи стало ярче — невидимый «сквозняк» подул в его сторону, заставив внутренне напрячься. Он не ошибся, шицзе здесь! Она посмела войти в самое ничтожное строение во всём Пинъяо. Как она могла так поступить с ним?
Фан Синюнь не заметил, как мужчина в чёрном шэньи приблизился на расстояние в один чжан. Двигался он очень осторожно, мягко ступая по ворсистому ковру. И только с такого расстояния удалось определить — перед ним не человек, а демон. Высокий, тонкий в талии, белокожий и прекрасный лицом, словно дева, молодой асур с едва заметной бледной полоской шрама на подбородке.
— Уважаемый гость пришёл найти или потерять? — с лёгкой насмешкой в голосе поинтересовался он.