— Где барышня Ин? — опомнился Цуймингуй.
— Она осталась в храме, — Сюэ Моцзян выдержал горячий взгляд владыки.
— Приведите её!
Разумеется, посланные воины никого не нашли. Сюэ Моцзян показательно сплюнул на траву под ногами.
— Одной бедой меньше…
Цуймингуй исчез из мира смертных первым: чёрный дымок мирно растаял в вечернем воздухе.
— Мужской монастырь напротив женского монастыря… А ты ловкий, командующий Сюэ! — заметил Чжу Хуэй, многозначительно подмигнув Сюэ Моцзяну.
[в смысле: хоть и нет ничего, всё равно подозрительно]
— Поспеши на Кушань, сяо Чжу! Тёмный владыка не любит ждать, — грубо отрезал Сюэ Моцзян.
— Тогда следуй за мной.
— Не переживай, сяо Чжу. Я последую.
Сюэ Моцзян переглянулся с Чжу Хуэем. Стол в кабинете главы клана был накрыт для чайной церемонии, однако он не попросил их присоединиться, так и оставив стоять посреди комнаты.
Не спеша перелив чай из гундаобэя в чайную пару из белого нефрита, Цуймингуй на мгновение перевернул её, после чего открыл чашу вкуса и глубоко вдохнул аромат.
[гундаобэй или чахай — сосуд для готового чая, из которого напиток разливают по пиалам]
Со своего места Сюэ Моцзян уловил тончайший молочно-сливочный запах и опознал в нём Цзинь Сюань, выращенный в южных провинциях мира смертных. Такой сорт чая одинаково любил, как Чжу Хуэй, так и Цуймингуй.
Но верный слуга до сих пор не за столом. А это значит — виновных по мнению главы клана в этой комнате двое.
Цуймингуй трижды отпил из глубокой вэньсанбэй, прежде чем задал вопрос.
— Где он?
Сюэ Моцзян вновь обменялся взглядом с Чжу Хуэем. Похоже, Гуэр-фу тоже не понимал, чего хочет господин?
Цуймингуй в раздражении поставил вэньсанбэй на стол и накрыл чашей вкуса, чтобы чай не остывал.
— Я спрашиваю вас, где он?
Кажется, до Гуэр-фу смысл вопроса дошёл первым — поспешно вынув из-за пояса свёрнутый шёлковый платок, он поднёс его главе. Цуймингуй одним пальцем откинул уголок ткани и тогда Сюэ Моцзян разглядел знакомый женский браслет из редкой синей яшмы.
Пространственный ключ от Великого барьера, будь он проклят!
— Ты зачем вернул его на Кушань, Моцзян-бади? — заметив его растерянность, поинтересовался Цуймингуй.
— Я сделал это в знак моей верности Асюло, ведь Цуймингуй-басюн сомневался во мне.
— Прекрасно! — Цуймингуй похлопал в ладоши. — Прекрасно! Тогда я спрошу ещё кое о чём. Не проще ли не брать без спроса? Тогда бы твоя верность оказалась чище снега на вершинах самых высоких гор.
— Я был неправ, Цуймингуй-басюн.
— Угу… — Тёмный владыка завернул браслет в шёлковый платок. — А что скажешь ты, сяо Чжу? Как эта вещица оказалась в руках командующего Сюэ? И почему ты сразу не доложил мне, что отдал браслет?
— Ээ… Господин! Мне стало стыдно.
— Вот как? — улыбка Цуймингуя казалась холоднее только что упомянутых высокогорных снегов. — И чего же ты стыдился, сяо Чжу?
— Господин, командующий Сюэ….
— Помнится, совсем недавно ты звал командующего господином Сюэ?
— Прошу прощения… — Чжу Хуэй спешно поклонился, избегая смотреть Сюэ Моцзяну в глаза.
— За что же ты просишь прощения? — рассмеялся Цуймингуй. — Даже я вконец запутался!
— Кхм… Прошу прощения у командующего Сюэ за непочтительность! Также прошу господина наказать этого недостойного.
— Ну, по крайней мере, совесть в тебе ещё осталась, — Цуймингуй вновь взял чайную пару в руки. — И всё-таки, как браслет оказался у командующего Сюэ?
— Я был слабее, господин, — признался Чжу Хуэй.
Конечно, он уступил по доброй воле, да и браслет отдал тоже без сопротивления, но предпочёл сейчас выставить себя никчемным и глупым, чем заговорить о кровном долге, понуждающем к таким внешне постыдным делам.
— Слышали слова мудрецов? Когда у троих человек единодушие, то даже глину можно превратить в золото, — сделав глоток из ваньсанбэй, Цуймингуй бросил чайную пару на пол. — Но с вами моё золото обращается в глину…
Нефритовые осколки с жалобным звоном брызнули во все стороны.
— Легче смертному взрастить даньтянь, имея слабые духовные корни, чем вам повторно заслужить моё сердце!
Чжу Хуэй покорно опустился на колени.
— Командующий Сюэ ошибся. Прошу, прости его! Только этот недостойный виновен в случившемся на Девяти Сферах. Раны командующего тоже его вина.
— Хорошо! — в голосе Цуймингуя сквозило плохо скрываемое раздражение. — Созови воинов Асюло и прими наказание, сяо Чжу.
— Цуймингуй-басюн, я виновен в большей степени, чем он! — Сюэ Моцзян тоже встал на колено. — Моё наказание не может ложиться на чужие плечи!
— Ты ранен, бади. Ранен врагом Асюло. Было бы несправедливо сейчас наказывать тебя. Что касается сяо Чжу… Если я проявлю снисходительность к его грехам, каким главой клана буду в глазах асуров Кушань?
— Господин справедлив. Я готов принять наказание.
Кажется, у Чжу Хуэя нет ни малейшего желания оправдываться?
— Сяо Чжу…
— Не нужно ничего говорить, командующий Сюэ! — перебил его Чжу Хуэй. — Позором было подвести моего господина.
Посмотреть, как наказывают Гуэр-фу пришёл весь Кушань, включая некоторых рабынь.
Перед главным дворцом установили широкую лавку из лиственницы. А по бокам от неё встали хмурые оруженосцы Цуймингуя с палками в руках. Сам глава Асюло воссел на резной стул, больше похожий на трон, специально выставленный на террасу напротив ступеней. Чем напомнил земного императора, вершащего суд в Запретном городе.
Чжу Хуэй почтительно отбил земной поклон сначала ему, а затем и всем собравшимся у дворца. Приняв одну из палок, он поднял её над головой, поддерживая за концы двумя руками, как воины воздевают личное оружие, и провозгласил во весь голос:
— Чжу Хуэй, недостойный слуга главы клана Асюло, принимает наказание за непослушание господину!
После чего вернул палку воину, спокойно лёг на лавку и, ни разу не вскрикнув, принял пятьдесят ударов, положенных за невыполнение приказа.
Затем лишившегося чувств помощника владыки отнесли в его дворец. Сюэ Моцзян следовал за ним издалека, не переставая удивляться терпению Гуэр-фу. Обычно вспыльчивый и непокорный, он снёс и порку, и унижение, не проронив ни слова.
А поскольку асур, приговорённый к битью палками, не мог использовать духовные силы для противостояния ударам, правая рука Цуймингуя на самом деле пострадал телесно, как любой человек из мира смертных.
Вошедший в его спальню Сюэ Моцзян с содроганием наблюдал за многочисленными жёнами, набранными в гарем Гуэр-фу из лисьего клана. Те поспешно оголили спину господина и стянули с него штаны, принявшись накладывать лечебные мази.
Взору Сюэ Моцзяна предстали синие кровоподтёки, перемежающиеся довольно глубокими ранами.
— Надеюсь, я больше ничего не должен командующему Сюэ? — не поворачивая к нему лица, спросил пришедший в себя Чжу Хуэй. — Или командующий пришёл с иной целью?
— Какой? — не подумав, Сюэ Моцзян добровольно попал в словесную в ловушку.
— Полюбоваться моим синим задом, — с готовностью ответил Чжу Хуэй и впервые зашипел от боли, когда одна из жён неаккуратно дотронулась до его спины. — С кого там шкуру спустить⁈ — крикнул он и чуть тише добавил, — Вот уж не думал, что у командующего Сюэ такие странные увлечения!
Не успел Сюэ Моцзян открыть рот, чтобы ответить, как в комнату вбежал Се Цзынин. Причитая, словно женщина, он растолкал говорливых лисиц и принялся собственноручно наносить мазь на пострадавшие от крутого нрава Цуймингуя ягодицы Гуэр-фу.
Опешив от такого деятельного сочувствия со стороны младшего небожителя, Сюэ Моцзян лишь покачал головой и тихонько вышел. Если Гуэр-фу считает, что его зад можно доверить управляющему дворца Шантянь, то кто он такой, чтобы порицать столь трогательную заботу?
Глава 27
Хай Шуй для этой небожительницы