— Но я думал о тебе… — Фан Синюнь неожиданно уткнулся лбом в плечо Ин Сянхуа, отчего его голос зазвучал глуше, но при этом не растерял внутреннего напора. — Ты не понимаешь, шицзе? Я сделал всё ради тебя одной!
Услыхав это, Ин Сянхуа вскочила на ноги, оставив Фан Синюня у стола. Пройдясь несколько раз по комнате, она, наконец, остановилась напротив и с укором заметила:
— Не ради меня, дашисюн. Ради себя. Это твои эгоистичные желания погубили репутацию Владыки-стража.
Фан Синюнь медленно поправил пояс, а на его худых скулах заиграли желваки. Затем он резко шагнул к Ин Сянхуа и выдохнул ей прямо в лицо:
— Шицзунь всегда умела постоять за себя. А что насчёт тебя, шицзе Ин? Или ты думаешь, Бог войны отпустит без наказания? Подумай сама, будет ли шицзунь защищать тебя в ущерб дворцу Дафэн? Помнишь, что случилось со мной после того злосчастного нарушения Великого барьера?
— Замолчи, дашисюн! — перебила его Ин Сянхуа. — Это по приказу Владыки-стража остановлены молнии, низведённые на тебя Дворцом наказаний. Она твоя шицзунь вот уже много столетий. Как можешь быть настолько неблагодарным?
— Неблагодарным? — поражённо переспросил Фан Синюнь. — Здесь только ты неблагодарна!
Он отошёл к окну и долго молчал прежде, чем заговорить снова.
— Отдохни, шицзе. Тебе нельзя ходить среди людей в таком состоянии.
— Что ты дал мне тогда, во Дворце наказаний?
— Уважаемый Бог судьбы ради дружбы с шицзунь подарил для тебя зелье, скрывающее небесную искру. Теперь нас не найдут воины Бога войны. Но ты будешь долгое время слаба… — он немного помолчал, искоса рассматривая Ин Сянхуа. — Я схожу на рынок. Хочу угостить тебя чем-то вкусным.
— Не нужно!
— Отдыхай, шицзе. Я скоро вернусь.
Ин Сянхуа с оторопелым видом смотрела на закрывшуюся за первым учеником дверь. Во дворе послышался звонкий щелчок — Фан Синюнь ни капли не стесняясь запер её на замок! Она несколько раз подергала дверь и без сил опустилась на пол.
Всё, что сейчас нужно, это вернуться в Небесный город и покаяться, чтобы помочь Владыке-стражу.
Почему дашисюн настолько поглупел? Как долго он сможет прятаться от небесного воинства? Пока всё не стало хуже, самое время поменять щиты с топорами на нефрит и шелка! Нужно смело принять вину на себя, умоляя старших о прощении, вместо этого нелепого бегства в мир смертных. И тогда всё плохое обернётся их спасением.
[поменять щиты и топоры на нефрит и шелка — превратить что-то плохое в хорошее]
Он привлек её внимание издалека. Слишком непохож на деревенских жителей, успевших вернуться на рыночную площадь от Храма дракона. Мэн Цзеюй с интересом разглядывала статного незнакомца в белоснежных одеяниях, не спеша идущего вдоль лотков со сладостями.
Не очень высокий, зато широкоплечий. Волосы собраны в хвост и заколоты простой шпилькой из серебра, но шэньи и мантия из самого дорогого шёлка. Она бы сказала, что давно не видела такой качественной ткани. В каждой складе пряталась голубоватая тень, а на сгибе нити переливались на солнце, слепя глаза.
Кто он такой и почему здесь оказался? Мэн Цзеюй подхватила небольшой поднос с леденцами и двинулась навстречу.
Она легонько задела незнакомца плечом, проходя мимо, и приветливо улыбнулась. Взгляд мужчины стал заинтересованным, стоило ему рассмотреть поднос.
— Подожди! — он сам окликнул Мэн Цзеюй, заставив остановиться. — Что это?
— Господин, это называется «карамельной живописью», танхуа, — она взяла один из леденцов за деревянную палочку и подняла вверх, позволив солнечным лучам прошить насквозь каждый карамельный завиток. — Я сама сделала бабочку. Тебе нравится?
Мужчина с любопытством ребёнка разглядывал красновато-коричневый леденец. Крылья бабочки бросили ажурную тень на рукав платья Мэн Цзеюй. Он несмело коснулся этого места и вдруг рассмеялся. Неужели, впервые видит такое?
— Отлично! Ей понравится. Я хочу купить это, — мужчина потянулся к широкому поясу.
И тут Мэн Цзеюй сообразила — лисий нюх не подвёл! Незнакомец не просто чужак. Он не из этого мира, потому что между его пальцами пробежала крошечная голубоватая искорка, а когда та погасла, мужчина держал серебряный слиток, за который здесь можно купить неплохой дом.
Сунув его в руку Мэн Цзеюй, мужчина выхватил поднос с танхуа и, не оглядываясь, ушёл с рынка.
Она сначала увязалась следом, но потом отстала и завернула в ближайший переулок. Сняв серёжку, Мэн Цзеюй вынула из оправы жемчужину, подула на неё и дождалась, пока та засияет крошечным светлячком.
— Я встретила в Цзиньдоупине небожителя, — прошептала она, приблизив жемчужину к губам. — Он направился к заброшенному дому. Может быть, его ты искал в мире смертных, господин?
— У тебя дурная привычка докладывать, не разведав всё, как следует, сяо Цзеюй, — голос, звучащий из жемчужины, казался сердитым. — Если небожитель сопровождает хрупкую деву, похожую на смертную, не приближайся к ним.
— Так разведать, как следует или не приближаться, господин? — с улыбкой переспросила Мэн Цзеюй, не забывая зорко оглядываться по сторонам.
Чужих ушей, слышащих эту беседу, быть не должно.
— Прежде, чем улыбаться, вспомни, что жизнь твоей сестры сейчас на кончиках моих пальцев.
Как он узнал об улыбке? Мэн Цзеюй перестала ухмыляться. Уже столько лет общается с ним через Жемчуг памяти, а всё никак привыкнуть не может — некоторые на небесах знают куда больше демонов, рыскающих поблизости.
— Не гневайся, господин. Я лишь хочу знать, как мне поступить дальше?
— Исполняй свой долг перед лисьим кланом.
— Но…
Жемчужина незамедлительно погасла в её руке, превращаясь в обычную с виду драгоценность. Мэн Цзеюй с досадой прикусила губу. Какой высокомерный! Дослушать и то не захотел, не говоря уже о снисхождении к своим. А она всего лишь хотела напомнить — там, где исполняется долг перед лисьим кланом, всегда пахнет чьей-то смертью.
Юй Цзымин ждал его под цветущей грушей в саду дворца Шантянь. Крупные звёзды медленно плавились на чёрном шёлке небосвода, стекая вниз лёгким серебром. Крона груши была залита им от самого верха до кончиков нижних ветвей, густо усыпанных крупными соцветиями.
Здесь пахло грушевой сладостью, вечной весной и свежестью чистой воды, доносящейся от ближайшего пруда.
— Я заставил уважаемого Бога войны ждать, — на этот раз Цай Чжэань поклонился, решив не злить дядю Нефритового императора. — Этот непочтительный просит прощения!
«Благородный муж подобен нефриту», так утверждал девиз дворца Гуанхуэй. Статная фигура Юй Цзымина казалась сотканной из звёздного света, сама по себе источая величие. Чем не драгоценный нефрит Девяти Сфер? Цай Чжэань не смог разглядеть выражения его лица, оно оставалось в тени, но ответил Бог войны вполне приветливо.
— Мэнди Цай, не будь таким вежливым. Я здесь, чтобы любоваться звёздами.
Цай Чжэань развернул веер и, обмахнувшись им несколько раз, с улыбкой спросил:
— Значит ли это, что мэнсюн Юй позвал меня смотреть на звёзды?
Вопрос прозвучал двусмысленно, заставив Юй Цзымина выступить из тени. Цай Чжэань отметил, что губы уважаемого Бога войны недовольно поджаты. Неужели обиделся? Он хлопнул того по плечу и тихо рассмеялся, продолжая обмахиваться веером.
— Всего лишь шутка, мэнсюн Юй! Я не трепетная дева, а ты не мой герой. Звёзды между нами лишние, не находишь?
— Где ты был так долго, мэнди Цай?
— Во дворце Дафэн, — бесцветным тоном ответил Цай Чжэань.
Если старый лис желает о чём-то договориться, пусть изъясняется открыто. Ему, как хозяину дворца Юньци, не пристало разгадывать чужие мысли.
— Ты догадываешься, почему я здесь?
Цай Чжэань покачал головой. Тогда Юй Цзымин шумно выдохнул, явно теряя последнее терпение.
Самый большой недостаток этого небожителя его гордость. Как известно, гордость навлекает беду. Но, похоже, Бог войны никогда не задумывался настолько глубоко. А как же тогда громкие слова, вывешенные вместо девиза на дворце Гуанхуэй? О каком нефритовом благородстве может идти речь?