— Но… Но если не муж… то кто же тогда? — со страхом спросила Кинуё-сан, едва сдерживая рыдания.
— Если я прав — а я, безусловно, прав, — с вами был Соити Котоно.
При этих словах красивое личико Кинуё-сан исказилось, как у маленькой девочки, которая вот-вот разревется.
— Нет! Не может быть! Что вы несете?! Такое в кошмарном сне не приснится! Его же убили вечером того дня! — твердила Кинуё-сан, пытаясь отмахнуться от чудовищной правды.
— Увы! Мне больно говорить вам об этом, но убили не Соити — а вашего мужа. И убил его именно Котоно, а потом надел на него свое авасэ.
Я должен был сказать ей всю правду. На Кинуё-сан невозможно было смотреть без слез. Пока муж считался пропавшим без вести, у нее еще оставалась надежда, что Манъуэмон жив и, быть может, они когда-нибудь встретятся. Но Танимура погиб — это его труп с изуродованным лицом нашли в заброшенном доме, — и вместе с радостью от того, что злодеем все-таки был не ее Манъуэмон, сердце Кинуё пронзила острая боль утраты. Хуже всего было то, что она провела ночь с этим оборотнем, с заклятым врагом, которого Манъуэмон ненавидел, как ядовитую гадину… Со злодеем, что убил ее мужа, влив ему в рот серную кислоту! Это невозможно было перенести!
— Нет, я не верю. Чем вы докажете? Ну, говорите!.. Я ко всему готова, — едва слышно прошептала Кинуё-сан бескровными губами.
— Мне очень жаль, но доказательство у меня неопровержимое. Отпечатки, оставленные в дневнике и на крышке серебряной табакерки, бесспорно, принадлежат вашему мужу. Точно такие же отпечатки мы сняли у трупа, обнаруженного в заброшенном доме…
Отпечатки пальцев, снятые у трупа, я исследовал по гамбургскому методу[48] и отчетливо помню каждую линию. Мало того, у убитого на большом пальце оказался маленький шрамик. Невозможно, чтобы у двоих людей был одинаковый кожный узор с одинаковым шрамом. Это доказывает, что убитый не Соити Котоно, а Манъуэмон Танимура. Тщательная экспертиза подтвердила впоследствии полную идентичность отпечатков…
Разумеется, я сразу же доложил начальству о своем открытии, и это направило следствие по новому руслу. Нечего и говорить, какой поднялся шум. Я тогда был очень молод, и, конечно же, успех совершенно вскружил мне голову… Вы вправе посмеяться над моей недогадливостью, как такая простая истина не пришла мне в голову сразу? Как я мог не понять, что не случайно преступник изуродовал жертву до неузнаваемости?
Скажу, что подобные мысли возникали в процессе расследования и у полиции, и у прокуратуры. Однако преступник был очень хитер. Он сыграл с нами скверную шутку. Я имею в виду Кинуё-сан. Обманув несчастную женщину, злодей сумел убедить всех, что в ночь убийства, по крайней мере до самого утра, Манъуэмон Танимура был жив и здоров, а из этого следовало, что пострадавший — Соити Котоно. Убийца не опасался, что Кинуё-сан пойдет на место происшествия и обман раскроется. Что ни говори, злодею не откажешь в смекалке и ловкости. И только в одном он допустил непростительный промах: совершенно забыл об отпечатках пальцев. А ведь именно кожный узор — неповторимая отличительная особенность человека.
…Вот, собственно говоря, и все об убийстве с применением кислоты. Я, верно, утомил вас долгим рассказом? Мне так живо вспомнились подробности… И надо, пожалуй, немедленно записать их в дневник.
5
— Ну что вы, я нисколько не утомился. Напротив, вы мне доставили огромное удовольствие. Знаете, вы не только выдающийся сыщик, но и прекрасный рассказчик. Я словно сам побывал там! И все же я не понял — вы схватили преступника?
Иномата смотрел на меня с престраннейшим выражением.
— Нет, к сожалению, убийцу найти так и не удалось. Мы, разумеется, разослали по всем полицейским участкам его словесный портрет и фотографии, но, увы… Кто хочет спрятаться, спрячется. С той поры прошло почти десять лет. Видно, убийца скрылся где-нибудь в глухомани. А может, его уж и в живых нет… Об этом деле все и думать забыли. Кто теперь станет искать?
Иномата слушал меня с усмешкой.
— Значит, из этого следует, — подытожил он, — что вы так и не вырвали у убийцы признания? И следствие основывалось только на вашей гениальной догадке?
48
Имеется в виду предложенная в начале XX века директором гамбургской полиции Рошером как модификация классического метода Гальтона — Гелери система десятипальцевой дактилоскопической классификации (с применением регистрационной формулы, строящейся на десяти признаках). Метод Рошера, первоначально введенный в Гамбурге, был принят затем в Японии.