Действительно, внутри никого не было, но совсем не потому, что в музее было скучно. Напротив, не соврала информационная брошюра на входе: экспозиция Кунсткамеры могла повергнуть посетителей в леденящий ужас.
Главный зал был весь выкрашен в розовый цвет. На высоких окнах висели кремовые занавески с цветочками. Под ними обнаружились тяжелые портьеры, которые, видимо, не пропускали дневной свет. Еще бы, ведь БЕЛЫЙ – это универсальный отражатель! Милена, пребывая в культурном шоке, медленно шла по залу. Впрочем, идти там было затруднительно, он был завален вещами, заставлен шкафами, а те, в свою очередь, тоже ломились от чудовищных предметов.
Справа над Зубковой нависал стеллаж с баночками, в которых хранились блестки. Ярлыки выносили мозг названиями вроде «пыльца веселых фей» и «сладкий поцелуй мур-мур». Прямо за ним начиналась выставка светлых тканей, половина из которых были подозрительно мягкими, а местами даже пушистыми. К ним Милена подойти не решилась, побоялась, что укусят. В дальнем углу были навалены игрушки разных эпох: улыбающиеся клоуны, яркие кубики, плюшевые мишки… В конце зала вампирша чуть не скончалась, ведь там восседали КУКЛЫ БАРБИ!
– Еж-вампиреж! – в ужасе зашаталась вампирша, которую в детстве пугали этой самой куклой Барби, от которой даже Бабай не спасает. – Какой же этот царь был извращенец!
Милена жутко устала. Ночь была насыщенной, да еще и эти пляски в клубе… знала бы она, что придется удирать от толпы свидетелей, ни за что бы так не зажигала, экономила бы силы. Найти тут гроб не представлялось возможным (гроб для Барби – мечта любой девочки, но кто ж его выпустит?), но и сохранять здравый смысл Милена уже не могла.
Она уже серьезно подумывала о том, чтобы соорудить себе гроб из деталей конструктора лего, как зазвонил телефон. Вполне возможно, что звонили Барби, потому что у Зубковой трубки больше не было (а у Барби была! У нее все есть!). Возможно, начались галлюцинации на почве переутомления и голода. Она и выпила-то один мохито в клубе, да и там было больше дрянной мяты, чем крови якобы испанских мачо.
Но нет, вот уже спешит к Милене все та же бабушка, из-за которой офицер обеднела на четвертак. В руке у нее телефон. Трубку протягивает! Милена смотрит настороженно: в жизни не пользовалась таким монстром на проводе и с крутящимся диском. Нынче все телефоны в наклеечках в виде летучих мышей (некоторые даже глушат вредное солнечное излучение, плавящее вампирский мозг), да и не стационарные они вовсе.
– Это вас, – деловито проинформировала бабуля. Улыбка продемонстрировала отсутствие одного клыка, выпал от старости, вероятно. Или от этого ужаса, который старушенция видит каждую ночь в Кунсткамере, на рабочем месте.
– Меня? – удивилась Милена. Ей сюда никто не может звонить. Хотя вряд ли это случайность. Вампирша начинала ощущать себя героиней приключенческого романе, не меньше. А там и не такое творится. – На проводе! – аккуратно проговорила она в трубку, да и, в общем-то, не соврала. Провод у аппарата был длинный и толстый.
– Милена?! – раздался голос Кирилла. – Да где ж ты… пш-ш-ш-ш… бр-р-р-р… Твоя мать… ш-ш-ш… раскудрить… пш-ш… ногой в клык… ш-ш-ш-ш-ш… двадцать раз!
– Кирилл?! Кирилл! – обрадовалась вампирша, несмотря на подозрительные намеки на ее маму и двадцать раз. – Миленький, как ты меня отыскал?!
– Методом… ш-ш-ш-ш… мать твою… брр… пш-ш-ш… двадцать раз! – ответил вампир.
– Так, это уже неприлично, – не сдержалась она. – Я тебя не слышу, но вряд ли ты говоришь что-то хорошее.
Милена попробовала подвигаться по залу, чтобы «поймать сигнал», но этого, конечно же, не произошло. Проявив чудеса сообразительности, она подергала в «гнезде» телефона проводок. Помогло.
– Я говорю, пришлось искать твою мать, звонить двадцать раз! – разорялся Кирилл. – Но она точно угадала, где ты.
– Не ори, – возмутилась Милена. – Я тебя прекрасно слышу. А вообще то, что мама в курсе, где я, – меня пугает. Почти так же сильно, как то, что ты знаешь номер ее телефона! Правда же, она куда большая стерва, чем я?