Достигнув маленького острова, Тлалок стал ловко карабкаться наверх, туда, где были гнезда орлов, но в этот момент люди увидели, что его настигает другой юноша: он полз по скале чуть в стороне от Тлалока.
– Кто это? Что за человек? Откуда он? – раздались возгласы в толпе.
– Он из нашей деревни, – сказал кто-то. – Сын рыбака, Кане.
– О-о-о! Сын рыбака! Он, что, хочет победить Тлалока? Лишь напрасно погубит свою жизнь. Но пусть попытается. Увидим, чем все закончится.
Тлалок подобрался к гнезду, и Кане подобрался к гнезду; Тлалок схватил яйцо морского орла, и Кане схватил яйцо орла; Тлалок пустился в обратный путь, и Кане пустился в обратный путь. Всё теперь зависело от того, кто скорее вернется назад.
На берегу послышались изумленные возгласы: сын рыбака явно опережал сына вождя. Симпатии людей мгновенно перешли к Кане:
– Что за молодец! Вот так сын рыбака! Его избрала Большая Птица, он победит, можно не сомневаться!.. Кане, быстрее! Ты почти уже победил!
Когда Кане поднялся на плато, – мокрый, грязный, с ободранной кожей на локтях, коленях и животе, – десятки рук подхватили его и понесли к помосту, где стояли Баира и Аравак. Там Кане поставили на землю, и он, окруженный плотным кольцом ликующих людей, поднял над головой яйцо орла и показал верховному жрецу.
Баира покосился на Аравака; вождю, конечно, не понравилось, что его сын проиграл, но по виду Аравака этого нельзя было понять: он растянул губы в улыбке и ласково кивнул Кане. Тогда Баира громко произнес:
– Слава победителю! Объявляю его Сыном Большой Птицы, и до следующего Праздника Птиц пусть прибавляет это имя к своему собственному имени!.. Как тебя зовут юноша? Кане?… Слава Кане, Сыну Большой Птицы, победителю на Празднике Птиц!
– Слава победителю! Слава Кане! – подхватили в народе.
– Слава Кане, – повторил Аравак, глядя поверх толпы на своего сына Тлалока, который появился на краю обрыва. Услышав, как люди славят Кане, Тлалок бросил с таким трудом добытое яйцо в море. Аравак нахмурился и чуть качнул головой, предостерегая сына от ненужных действий. Тлалок развернулся и побежал прочь; его никто не видел – все с нетерпением ждали, когда появится прекраснейшая из девушек, посвятивших себя богам, и возложит на голову победителя убор из драгоценных перьев гигантской птицы Моа.
Ударили звонкие барабаны, раздался трубный рев больших морских раковин, и из ворот святилища вышла Парэ – любимая дочь Баиры. Толпа восторженно выдохнула: Парэ, без сомнения, была самой красивой девушкой острова. Красота ее была столь ослепительна, что, случалось, люди теряли зрение, завидев Парэ. Голос ее был нежен, как журчание тихой речки; походка так легка, что ноги Парэ не мяли траву, по которой она шла; тело было гибким и стройным, как молодой бамбук.
В белых одеждах, с венцом на волосах, Парэ была похожа на юную богиню, прекрасную, как розовое облако на рассветном синем небе. Она подошла к Кане и улыбнулась ему; он застыл и перестал дышать, – яйцо орла выпало бы из его руки, если бы не молодой жрец, успевший перехватить этот почетный трофей.
Парэ возложила на голову Кане убор из перьев птицы Моа и поклонилась ему. Толпа возликовала пуще прежнего, один лишь Кане продолжал стоять безмолвно и неподвижно.
Вечером Кане вел Капуну в деревню. Капуну был сильно пьян, перебрав хмельного напитка на пиру в честь победителя.
– Кане, ты лучший мой друг, – говорил он. – Ты лучший из всех друзей, которые только есть на свете. Я горжусь, что ты мой друг… Нет, неправильно, – я не могу гордиться, сказав «мой» друг. При слове «мой» мне становится стыдно: всё что относится ко мне – плохо. Да, да, не спорь, для тебя позор иметь такого друга, как я.
Капуна всхлипнул.
– Перестань, – Кане потряс его за плечо. – Хорошо, что нас не видят.
– А если бы и видели, пусть знают, какой я нехороший! – ударил себя в грудь кулаком Капуна. – Баба я, а не мужчина! Ведь тебе не известно главное – я бросил тебя во время состязания. Мне самому нечего было и думать о победе, но я обязан был помочь тебе. Вместо этого я спрятался в камнях у моря, – я даже не входил в воду. Никто этого не заметил, а после я вылез, облился водой и поднялся наверх, будто бы отстав от остальных. В опасном соревновании тот, кто вернулся живым, уже достоин уважения: если бы ты видел, как меня встретила Мауна! Она повисла у меня на шее, плакала и шептала трогательные слова. А я, куриный помет, – принимал всё это как должное… Кане, прошу тебя, не дружи со мной, брось меня одного здесь, в темноте, на растерзание злым демонам! А лучше убей меня… Хотя нет, не оскверняй своих рук убийством такого ничтожного червя.