За окном чернело небо, по стеклу сползали снежинки. В нижней части его прихватил мороз, и корочка льда перемигивалась красным и синим.
Часы на прикроватной тумбочке находились на прежнем месте, как и в тот момент, когда я рухнул в постель, а вот рамка с карточкой от гадалки — нет. Я не сомневался, что ночью она стояла перед лампой. А теперь вот лежала стеклом вниз.
Я отбросил одеяло и встал. Прошел в гостиную, включил свет.
Стул с высокой спинкой стоял под ручкой двери в коридор третьего этажа, как я его и поставил. Я попытался повернуть ручку. Спинка стула этого не позволила.
До того, как коммунизм лишил русских большей части их веры, у них была долгая история христианского и иудейского мистицизма. Однако они не cлавились умением проходить сквозь стены и закрытые двери.
Окно гостиной находилось тремя этажами выше уровня земли, и подобраться к нему по карнизу возможности не было. Я все равно проверил шпингалет и убедился, что снаружи открыть окно невозможно.
Увиденное мною ночью было сном, пусть без горящих монахинь и без пауков, откусывающих головы младенцам. Сном, и ничем больше.
Оторвав взгляд от шпингалета, я обнаружил источник красно-синего пульсирующего света на изморози в нижней части стекла. Пока я спал, толстое одеяло снега укутало землю, а на дороге в затылок друг другу выстроились три внедорожника «Форд Эксплорер», каждый со словом «ШЕРИФ» на крыше. Из выхлопных труб вырывался парок, мигалки вспыхивали то красным, то синим.
В полном безветрии продолжал падать снег. Я видел шесть лучей мощных фонарей. Невидимые мне люди, слаженно двигаясь, осматривали луг. Что-то искали.
Глава 10
К тому времени, когда я натянул термокальсоны, джинсы и толстый свитер под горло, надел лыжные ботинки, схватил теплую куртку, сбежал по лестнице, пересек гостиную и открыл тяжелую дубовую дверь, ведущую во внутренний дворик гостевого крыла, занялась заря.
Тусклый свет окрасил в серое колонны из известняка, которые окружали двор. Под крышей галереи темнота еще держалась, словно ночь не заметила прихода утра и не собиралась отступать.
Во дворе святой Варфоломей, без лыжных ботинок, присыпанный свежим снежком, по-прежнему держал тыкву на вытянутой руке.
В восточной части внутреннего дворика, напротив дубовой двери, из которой я выскочил, находился вход для гостей в церковь аббатства. Голоса, поющие молитву, и удары колокола долетали ко мне не из церкви, а из двух галерей, одна из которых находилась передо мной, а вторая уходила вправо.
Каменный коридор вел к главному внутреннему дворику, в четыре раза превосходящему гостевой. И окружала его более внушительная колоннада.
Сорок шесть братьев и пятеро послушников стояли под открытым небом, лицом к аббату Бернару, который находился на колокольном возвышении и одной рукой ритмично дергал за веревку колокола.
Matins закончились, и перед окончанием Lauds они все вышли из церкви для завершающей молитвы и обращения аббата.
Молитва называлась Angelus и на латыни звучала прекрасно, возносимая многими голосами.
Когда я вошел во внутренний двор, братья пели: «Fiat mini secundum verbum tuum». А потом аббат и все остальные добавили: «Ave Maria».
Два помощника шерифа стояли под колоннами, ожидая, пока монахи закончат молебен. Мужчины крупные и более суровые, чем монахи.
Они повернулись ко мне. По виду я не был ни копом, ни монахом, и неопределенность моего статуса вызывала интерес.
Смотрели они так пристально, что я бы не удивился, если бы в холодном воздухе от их глаз пошел бы такой же парок, какой слетал с губ при каждом выдохе.
Имея большой опыт общения с полицией, я знал, что нет смысла подходить к ним и советовать прежде всего обратить свое внимание на мрачного русского, каким бы чистым и пушистым ни выглядел он в этот момент. Если бы я так поступил, их интерес к моей особе возрос бы десятикратно.
Хотя мне не терпелось узнать, по какой причине вызвали шерифа, я подавил желание задать им соответствующий вопрос. Они бы решили, что ответ мне уже известен, я только имитирую незнание, и отнеслись бы ко мне с большей подозрительностью.
Как только ты заинтересовал копа, если речь идет о совершении преступления, тебе уже ни при каких обстоятельствах не удастся покинуть список потенциальных подозреваемых. Очистить твою репутацию по силам только событиям, контролировать которые ты не можешь. К примеру, если тебя зарежет, застрелит или задушит настоящий преступник.
— Ut digni efficiamur promissionibus Christi, — пропели братья, на что аббат ответил: