Но, как я себя ни убеждаю, не помогает. Жалко мне этого не в меру благородного парня. Может, как раз из-за этого упрямого благородства.
— Окончен, — с сожалением говорю я.
Олег тут же театрально закатывает глаза, Каритский опять расплывается в улыбке, а Богдан хрустит шеей. От этого звука тощий и высокий отшатываются, с опаской глядя на нашего здоровяка. А вот два амбала делают маленький шаг вперед. Силу пока никто не призывает.
— Господа, — вдруг выступает вперед девушка, выходя на свет. — Ситуация у нас, на первый взгляд, патовая. Но вам не стоит вмешиваться, поверьте. Разница в опыте и силе слишком велика. Если, конечно, у вас нет какого-то секретного оружия.
Она усмехается, демонстративно глядя на меня. На ту часть меня, которую полдня усиленно пытаются разглядывать все девицы на базе. Да вашу ж мать! Тебя, милая, я этим секретным оружием уложу, конечно. А вот остальных не хотелось бы.
Милая она, с большой натяжкой. Хищная и злобная — так точнее. Светлые волосы стянуты сзади в такой тугой хвост, что даже уголки глаз приподняло. Еще и устрашающий шрам на лбу. Если она его специально оставила, это многое о ней говорит.
Вяземский было открывает рот, но я останавливаю этот порыв, подняв руку.
— А давайте просто разойдемся? Вяземский пойдет с нами, а с вами… Да хрен с вами. Такой чудесный тихий вечер. Не будем портить его своей возней.
Цикады выдают особо мощную трель, в паре домов от нас кого-то звучно тошнит. Нда, всю картину испортил, зараза. Эратский игнорирует мои увещевания и обращается к Игнату:
— Будешь прятаться за их спинами теперь? Мамкина юбка слишком далеко, так нашел себе новую?
Понятно. Теперь играем в то, кто кого разозлит достаточно, чтобы напасть первым. Я на всякий случай смотрю вниз, на мне по-прежнему штаны. Слабым звеном, неожиданно, оказывается Вяземский. Намеки на мать доводят его до точки кипения.
— Не смей трогать мою мать! — возбужденно кричит он, выходя из-за моей спины.
— Да я бы твою мать… — начинает довольно усмехаться провокатор и получает комком силы прямо в лицо.
Ох ты ж! Я даже не успел ничего сделать, как Игната окутало сияние. Ну ты вовремя, парень, начал отвечать! Все моментально вспыхивают и я немного слепну. Приглушать это светопреставление я уже научился, чем и пользуюсь.
Не знаю, что за странное плетение использовал Вяземский, но оно, попав в ухмыляющуюся рожу, липнет на ней, намертво запечатывая рот. Эратский краснеет от злости и скребет по щекам, будто может снять это руками.
И начинается фейерверк. Все атакуют одновременно и во все стороны. Я даже не понимаю, прилетает мне от чужих или от своих же. Доспех, пару слоев защиты и весь изученный ассортимент идут в ход.
Тощего мне удается заморозить только наполовину. Он удивленно смотрит на правую часть тела, покрытую инеем и отвечает мне чем-то противно пахнущим и зеленым. Похоже на болотную жижу, в которой я сразу же увязаю.
Эратский, так и не обретший способность орать, прет на Игната, краснея еще больше и вращая глазами. От ярости у него оттопыриваются уши. Вяземский на миг теряется, испуганно отступает, но вдруг кидается на обидчика с кулаками.
Пока в меня летят заряды силы, я пытаюсь выпутаться из трясины. И тут накатывает страх. Нет, настоящий ужас. Меня аж съеживает от чувства чего-то необъятного и страшного.
Я слышу тихое хихиканье и нахожу его источник. Девчонка отошла назад, к дверям. Ее сила бледными струйками тянется к каждому из нас, оплетая шею. Вижу, как моя команда вместе с пополнением вздрагивает. Их глаза расширяются, а действия замедляются.
«Выноси стерву, это она делает!» — ору я Богдану, от меня ее закрывает один из противников.
Покровский рычит медведем и бросается в нее символами. Один за другим они влетают ей прямо в лоб. И если первые рассеиваются на подлете, то последний достигает цели. От попадания она дергается, удивленно хлопает глазами и выключается, оседая на землю.
Меня кто-то настойчиво таранит сбоку, я не глядя кидаю зеркало. Вскрик и за ним вопли, уже всех присутствующих. Зеркало скачет между вспышками силы, зациклено фигача без разбору на своих и чужих.
Я поспешно отзываю, оно бьет по мне, усаживая задницей в многострадальную кадку. С удивлением замечаю, что Игнат опрокинул Эратского и прилепляет того, как препарированную лягушку. Но, судя по усиливающему свечению, сейчас снесет нас всех…
— Патруль! — орет кто-то в ухо, оглушая на несколько секунд.
Под визг шин рядом останавливаются два джипа, выбрасывая на ходу десяток людей. Половина целится в нас из автоматов, другая — сияет силой.
— Сейчас же прекратить! — слышу мужской голос и безумие останавливается.
Как мы умудрились не разнести всю улицу, ума не приложу. Только листья пальмы над моей головой печально дотлевают. И пару дыр в и без того уставшем асфальте добавили.
Ну вот и настоящие неприятности подъехали. Боюсь ночной пробежкой с бубенцами теперь не отделаюсь. Отправят драить сортиры или полировать чучела демонов. Хотя нет, к чучелам нас теперь не подпустят.
Вид виноватый у всех. А Вяземский от растерянности даже помогает подняться вражине. Правда тут же шарахается в сторону. От нас требуют назвать номера групп и фамилии.
Командир сдерживается из последних сил, но орать на нас не начинает. Только кидает взгляды на полный комплект родовых браслетов. И с особым злорадством докладывает по рации о «ситуации».
Как это ни странно, но раненых нет. Только разорванная и испачканная форма, да несколько ссадин. Не успели мы дойти до фазы тяжелых увечий. А легкие тут же исправляют целители.
Из группы Эратского целителем оказывается один из амбалов. Они с нашим даже успевают обсудить какие-то медицинские премудрости, пока мы ждем транспорт.
По поводу нашей доставки на базу командир долго договаривается, отходя в сторону и прикрикивая в рацию. В итоге приезжает тот самый почтальон, что вез нас сюда. Хотя, судя по его лоснящемуся лицу, немного отдохнуть он уже успел.
Назад мы несемся, пьяно виляя и подпрыгивая на кочках. Володю чуть не выбрасывает за борт и его вовремя ловит Каритский. Мы больше на разговариваем, договорились уже. Только злобно посматриваем друг на друга.
И только старлей очень рад нас видеть. Когда еще выдастся такой прекрасный повод поорать от души. Его долго не отпускает.
— Выыыы! Залупа демонов! Выбля… — он затыкается, секунду обдумывая нашу родословную. — Отрыжка пустыни! Вы даже ссать больше без моего разрешения не пойдете! Каааак, — командир охает и оседает на стул, глубоко дыша. — Что произошло?
— Я заступился за княжича Вяземского, — выступаю вперед, гордо выпячивая грудь. — А остальные уже за меня, у них не было выбора. Группа Эратского сразу же атаковала.
Не то, чтобы это повод гордиться. Но по факту, виноват я. Пройди мы мимо, ничего не случилось бы.
— Дрищи вступились за дрища! Ну прямо героическая драма. Еще и на старших полезли, болезные! Да они бы вас размазали!
— Никак нет, мы побеждали, когда прибыл патруль! — мой голос звонко разносится по спящей базе и я чуть поднимаю плечи от неожиданности.
— Побеждали они… Будете у меня побеждать сортиры до самого отъезда, — озвучивает он мой главный страх. — Так, завтра начинается практика. Устрою я вам практику! Белаторский, отправишься в вонючий патруль. Тьфу, то есть в колхозный. Ты, здоровенный, на склад тяжести таскать. Саницкий, ты у нас лекарь? В лазарет на дежурство по уткам. Остальные на кухню, будете весь день посуду мыть.
Мы возмущенно пыхтим, но конечно же молчим. Мне только Олега жалко, своим приговором я даже доволен. Убраться подальше со слишком оживленной и богатой на приключения базы — это подарок, а не наказание.
Командир обвел нас мутным уставшим взглядом:
— И скажите спасибо, что я у вас такой добрый. Все, свободны.
Приходится его вяло благодарить и отправляться в душ и по койкам. Что за наказание придумали Эратскому, я могу лишь предполагать. Знаю только, что мне это аукнется.