«Не думай о лице старой ведьмы…» – Впрочем, это лицо совсем не было зловещим. Но когда она повернулась к нему – румяная, с блестящими темными глазами, цвета которых он не мог толком различить; голубоватые волосы в форме колокола, как носит множество пожилых женщин; зубы отличные, белые, слишком хорошие для женщины ее возраста – это оказало на него такое же действие, как если бы он прикоснулся к инимикалену.
«Почти пришли, – радостно сказала ведьма, ее глаза лучились от удовольствия. – Не то чтобы совсем, но почти! Она бесконечная. Как там звали того грека, который говорил, что нельзя никуда дойти, потому что любое расстояние можно поделить снова и снова, на меньшие и меньшие части, так что оно будет длиться бесконечно? И однако мы уже здесь, мы уже здесь!»
В том сне…
В том сне они стояли на самой верхней площадке во всем здании, и она открыла потертую пластиковую дверь в самую верхнюю комнату – комнатушку не больше чулана для швабр, которая и сама была в форме пирамиды. Она отступила в сторону и жестом пригласила его войти, словно добрая сиделка в родильном отделении, приобщающая его к одной из священнейших радостей жизни.
Он переступил через порог и увидел, что комнатка совершенно пуста, не считая старого облезлого деревянного кухонного стола – стола, который он почти узнал; возможно, это был стол из крохотной кухоньки его отца, – а на нем стояла деревянная лохань, наполненная грязью. И в этой грязи он увидел человеческие лица – незнакомые, но казалось, что он вот-вот их узнает, – семь лиц, смотрящих вверх прямо перед собой; они напоминали шляпки больших грибов. И каждое из лиц… – хотя, кроме лиц, там ничего не было, к их вискам и скулам приливала, словно румянец, темная грязь, – каждое из лиц было живым, и корчилось, и беспокойно двигалось само по себе. Глаза вращались, рты открывались, словно хватали воздух, что-то беззвучно шептали; слюна скопилась в углах их раскрытых бормочущих губ – пятеро мужчин и две женщины.
Когда он шагнул поближе, семь пар глаз повернулись, остановившись на нем, и детский страх на лицах сменился идиотической радостью.
«Теперь, если бы ты еще их покормил, – донесся до него оживленный голос старухи из его сна, – и тогда все зажили бы счастливо… счастливо… радостно… до… – Ее слова распадались на части по мере того, как разваливался его сон. – Завершительного… фантастеющего, радодействующего… бод-ровскорм… встив… Стив… Стив!»
– Мистер Искерот!
Он чуть не свалился со своего кресла. – Да?
– Мистер Уиндерсон готов вас принять.
– Кофе, Стивен?
Подумать только, мистер Дейл Уиндерсон, мультимиллионер, предлагает налить ему, низшему исполнителю, чашечку кофе! Но не стоило проявлять излишнего подобострастия, настаивая на том, чтобы сделать это самому.
– Да, конечно. Спасибо вам, сэр.
– Ты можешь называть меня Дейл, Стивен. Твой отец – тот вообще называл меня «мерзавчиком». – Он рассмеялся. Уиндерсон был высоким привлекательным мужчиной с густыми черными волосами; на нем был шелковый жакет с изображением «Сан-Франциско Джайантс» [40], джинсы и ковбойские сапоги. Улыбка оставила на его лице нестираемые морщинки вокруг глаз и рта.
– «Мерзавчиком», сэр? Да что вы говорите!
– Ей-богу! Я не возражал.
Размеры офис имел гигантские – от пола до потолка простиралось добрых восемьдесят футов [41], а общая площадь была сравнима с площадью стандартного двухэтажного коттеджа. Небольшое количество редко расставленной мебели производило впечатление элегантного минимализма, лишь еще более подчеркивающего объем помещения. Здесь располагался диван, уиндерсонов широкий, покрытый китайским лаком стол, два стула – кожаных, никакого инимикалена – и несколько картин на стенах. Окно, занимавшее целую стену, открывало сталагмитовое сияние деловой части Сан-Франциско: несколько вертолетов шныряли взад-вперед, словно стрекозы-мутанты; над мостом через залив скользила новая монорельсовая дорога.
Уиндерсон стоял у окна, разливая кофе на роликовом столике из красного дерева. Несмотря на тонированные стекла и на то, что небо было серым, за окном оказалось довольно светло, и лишь когда Уиндерсон принес Стивену кофе – в черной кружке с золотым логотипом «ЗВ» на боку, – он осознал, что в волосах Уиндерсона скрывались металлические прищепки, а выражение лица с веселыми морщинками было в какой-то степени искусственно отпечатано на нем. Его лицо было лишь оболочкой, так же как и небрежная манера одеваться.
Пытаясь не глазеть на него, Стивен отхлебнул глоток кофе и притворился, что любуется видом.
– Твой отец был замечательный парень, – продолжал Уиндерсон, присаживаясь на край своего стола и вытягивая ноги.
Стивен сидел в черном кожаном кресле напротив; огромный офис, казалось, нашептывал ему о подвернувшейся удаче, о ждущих его привилегиях.
– Старина Барри… – Уиндерсон покачал головой, словно уйдя в дорогие ему воспоминания. – Твой отец взял меня под свое крыло, когда я прибыл в Стэнфорд. Мы жили в одной комнате, хотя он был на год меня старше, – но это было больше чем просто любезность. Он по-настоящему любил помогать людям находить свой путь. И для приятеля он был готов на многое.
Стивен почувствовал, как его возбуждение на миг отступило перед скорбью. Его отец, учитель в начальной школе, действительно был хорошим человеком. У него были свои недостатки – он был склонен к угрюмому самоотстранению и чуть не разрушил свой брак увлечением на стороне, – но он любил своего сына и делал все что мог, чтобы Стивен это чувствовал. Он умер два года назад от рака, после жестокой затянувшейся битвы. «Страховым компаниям на меня насрать, сынок. Медицинско-страховые организации, разумеется, давным-давно отступились от меня. Так что я потратил на лекарства все, что у меня было. Я не должен был этого делать. Я должен был знать, что уже слишком поздно. Ведь это значит, что теперь мне нечего тебе оставить – кроме старого потрепанного одолжения. Один человек задолжал мне. Ты, конечно, слышал о Дейле Уиндерсоне… так вот, я для него кое-что сделал… в общем, он у меня в долгу. Когда-то мы с ним жили в одной комнате, а сейчас он может ввести тебя в самую верхушку своей компании. Я, в общем-то, не знаю, что конкретно они там производят – какие-то химикаты, или нефтепродукты, или что-то в этом роде. Но если тебе там не понравится, ты ведь всегда можешь убраться оттуда. Там ты сможешь стать одним из тех, кем тебе всегда хотелось быть… Ну, ты понимаешь, – ты можешь воспользоваться своей МВА[42]».
Что он имел в виду под «одним из тех, кем ему всегда хотелось быть»? Почему он так сказал?
Стивен начал заниматься заключением он-лайновых сделок, акциями всех видов, еще до того, как ему исполнилось восемнадцать. Он потерял на этом не меньше, чем приобрел, но его капиталовложения всегда были невелики, а следовательно, и потери были малы – и возбуждение подстегнуло его аппетит.
Он не хотел становиться таким, как его отец, – учить детей, которым было на это наплевать. Он хотел принадлежать к людям, которые что-то значили в этом мире.
– Твой отец… – продолжал Дейл. – Да, он действительно много для меня сделал. Я в долгу перед ним. То есть я хочу сказать – это было больше, чем если бы он просто присматривал за мной, пока мы учились. Он, э-э… не рассказывал тебе, что именно он, э-э?…
– Нет, сэр. Дейл.
– Ну и ладно. Самое главное – благодаря тому, что он сделал, ты получил эту работу. Я не хочу делать вид, что это произошло из-за твоих оценок, хотя они были вполне приличными. А сейчас подходит время предоставить тебе новую возможность…
Он сделал паузу, прихлебывая кофе и глядя на Стивена поверх своей кружки. Он чего-то ждал.
42
МВА (Master of Business Administration) – одна из наиболее популярных образовательных степеней в области менеджмента и управления.