2
– Папа? – Голос Мелиссы лишь чуть-чуть дрожал.
Он потянулся к ней и взял ее за руку, не отрывая взгляда от неба.
Капли прорвались, словно грибы-дождевики, и из них вырвались черные споры. Эти черные точки приобретали все более определенные формы – это были фигуры, которые планировали, и падали вниз, и еще издалека испускали крики, полные ухающего, предвкушающего ликования. А потом мы увидели, как из поверхности улиц внизу вырастают маленькие черные конусы, выделяя из себя не лаву, но обращенные вверх капли, плотные, как ртуть и дрожащие, которые тоже взорвались, в контрапункте с верхними, разбрасывая черные зерна, также принявшие форму и присоединившиеся к таким же фигурам наверху. И мы увидели, как некоторые из них подплывают ближе, направляясь к нашему зданию и другим домам города, по мере приближения вырастая не только в перспективе, но и в индивидуальных размерах; и один из них – с рядами кожистых крыльев, похожих на листья чертополоха, которые росли вдоль его спины, – уцепился за наш дом длинными цепкими лапами с орлиными когтями, пятью этажами ниже нас. Это было существо, которых мы позднее стали называть Крокодианами. Его тело теоретически было женским – с черно-зелеными кожистыми грудями, женскими бедрами и даже вагинальной щелью. Однако у демонов пол является только пародией на человека. Голова Крокодиана не сохраняла мнимой женственности – это были челюсти, и только челюсти, и с их помощью существо откусило кусок бетонного балкона. Несколько мгновений оно задумчиво жевало, а затем выплюнуло мокрый песок. Человек, вышедший на соседний балкон посмотреть, что означает весь этот шум на улице, успел издать лишь полувскрик, прежде чем Крокодиан прыгнул на него и отхватил часть черепа – но недостаточную, чтобы тот умер мгновенно. Было неоднократно замечено, что демоны редко разделываются со своими жертвами быстро, они всегда играют со своей пищей.
На площади под нами раздавался гулкий хохот и рыдания, повсюду была погоня.
На нашем балконе профессор принялся монотонно бубнить, с такой скоростью, что казалось, он просто истерически думает вслух, что-то вроде:
– Ведь только сегодня утром я размышлял над тем, что наука знает все и одновременно ничего; они могут утверждать, что в сердцевине атома находится ядро, что атом водорода содержит одну стабильную, позитивно заряженную частицу – назовем ее протоном, – а электроны образуют вокруг других частиц что-то вроде заряженной корпускулярно-волновой оболочки, и они будут полностью правы, и однако все, что они делают, – это снабжают феномены ярлыками; просто навешивают все новые и новые ярлыки…
Мелисса, придвинувшись ближе, ухватилась за меня, но я не был способен почувствовать удовольствие от ее прикосновения. Я уже хотел утащить ее в комнату, к возможной безопасности, когда один из демонов (это был один из почти элегантных Зубачей, и он лязгал зубами, приближаясь к нашему дому) уселся на соседнем балконе; и тогда мы окаменели, были попросту неспособны двинуться. Мы смотрели, как охваченная ужасом женщина на соседнем балконе – миссис Гуревиц, так, кажется, ее звали – пыталась ретироваться внутрь. Подтащив ее к себе, демон, в манере, типичной для Зубачей, попросту заставил ее сесть и некоторое время развлекал разговором, рассказывая ей медвяным голосом обо всем, что видел в ее уме: что она ненавидела своего грубияна-мужа, но боялась бросить его из-за денег, поскольку сама ничего не умела; и почему она ничего не умела – потому что она была, в сущности, ошибкой, совершенной ее матерью в момент неосторожности, а вовсе не настоящим человеком, который мог бы чему-нибудь научиться; совсем не такой, как ее сестра, которая была юристом – уж она-то была настоящим человеком. Женщина извивалась на стуле, в то время как демон с профессором продолжали каждый свою лекцию. Профессор говорил sotto voce[14], не обращаясь ни к кому персонально:
– Они, например, могут утверждать, что область субатомного пространства, в которой вероятность нахождения электрона наиболее велика, называется орбиталью, но это ведь просто ярлык, этикетка, которая используется для описания поведения определенных сил в определенных условиях; это описание достоверно, но оно не предлагает никакого реального понимания природы данного явления – они не знают, почему атом ведет себя подобным образом, даже если и могут описать ряд событий, приводящих к тому, что он оказывается в данном месте. Это остается для них такой же загадкой, как если бы они не изучали этого вовсе.
Я не смог бы сказать, сошел ли он с ума или просто был ошеломлен до такой степени, что поток его сознания изливался наружу потоком красноречия.
В конце концов, увидев, что к нам по воздуху направляются еще четыре демона, я начал бороться со своим оцепенением; страх настолько сковал меня, что, высвобождаясь из его тисков, я, казалось, физически вырывал нечто из собственного ума.
Наконец я обрел способность двигаться; схватив профессора и Мелиссу за руки, я потащил их к стеклянным раздвижным дверям кухни, в то время как четверо демонов подплывали все ближе и ближе; эти существа, казавшиеся воплощением аппетита, которых я позднее определил бы как принадлежащих к клану Пауков, дрейфовали в нашем направлении на парашютах из стекловидной пряжи, которую они выделяли из нижней части своих легких тел, приближаясь совершенно определенно к нашему балкону, и ни к какому другому…
Мы ввалились в кухню; я оттеснил профессора и его дочь от двери и поспешно задвинул ее за нами. Я даже запер ее, хотя это действие казалось мне смешным в своей бесполезности.
3
Паукообразные существа, подплывшие к нашему балкону, были не восьминогими, как настоящие пауки, а лишь трехногими; каждая нога была длинной, тонкой, суставчатой и мохнатой, как у некоторых пауков, – но огромной, около двух с половиной ярдов [15] длиной. Верхние части их тела, размером с бельевую корзину, были похожи на непомерно большие присоски, с единственным желтым глазом, скользившим вокруг выпуклой верхушки существа, как казалось, по собственной воле, прорезая кожу на пути к тому месту, откуда ему хотелось посмотреть. В вогнутой нижней части, там, где три ноги сходились вместе, находился сосущий ротовой аппарат; окружавшая его мембрана выделяла нечто вроде паутины, какую-то эктоплазму, имитировавшую паучью ткань. Приземлившись на балкон, первый из пауков отпустил свой парашют, и его парус поплыл прочь, опустившись на землю далеко внизу – там, где взрывались машины и бушевали языки пламени, – подобно флагу, срезанному с флагштока.
Трехногое паукообразное существо попрочнее присосалось к балкону, и одна из его ног принялась ощупывать дверной проем.
Я толкнул продолжавшего болтать профессора к входной двери и уже начал было открывать ее, но остановился, прислушиваясь к булькающим, хрипящим звукам, доносившимся с той стороны. Из коридора. Низкий довольный смешок. Рыдание. Чьи-то всхлипывания: «Пожалуйста… пожалуйста, не надо…» Потом они внезапно оборвались: «Пожа…»
Я вновь навесил цепочку. Пейменц обхватил руками Мелиссу, чье лицо сделалось таким серым, что я испугался за нее.
Выражение лица Пейменца менялось от мгновения к мгновению: только что это было восторженное изумление, затем скорбь, затем страх – страх за Мелиссу, когда он посмотрел на нее.
Я переступил порог кухни и осторожно выглянул из-за угла неработающего холодильника, который Мелисса заставила ящиками с землей и использовала для выращивания салатных грибов. Я бросил взгляд на стеклянную дверь балкона, каждую секунду ожидая увидеть, как она разлетится вдребезги. Но паукообразные существа, по-видимому, прочно обосновались на балконе, целиком заполнив его своими телами, раскинув во все стороны длинные ноги, ухватившись ими за стены снаружи, за арматуру балкона, за водосточную трубу, за дверную раму, расположившись под странными углами по отношению друг к другу. Казалось, они пребывали в состоянии какого-то апатичного ожидания. Затем внезапно откуда-то снизу, возможно, с нижнего балкона, наверх был втянут бьющийся в тенетах человек – китаец в хорошем синем костюме. «Наверное, с Восточного факультета», – мелькнула у меня мысль, до нелепости неуместная. Круглое лицо китайца дрожало от ужаса, руки были накрепко прикручены к бокам обвившейся вокруг него демонской паутиной, которой пауки подтаскивали его к себе. Двое ближайших демонов быстрыми движениями гигантских трубчатых ног поделили его между собой на две фонтанирующие кровью половины и запихали их к себе во всасывающие утробы. Их тела раздулись, обволакиваясь вокруг пищи, и начали ритмично двигаться, сжимаясь и расслабляясь, сжимаясь и расслабляясь, проталкивая его внутрь. Перед смертью он успел издать лишь один короткий полузадушенный вопль. А затем они выплюнули его кожу, как пустую кожуру от съеденной виноградины.