Эйке долго молчал. Казалось, черная тень опустилась над его домом, и сперва ему чудилось, будто это — несчастное стечение обстоятельств, случайность, не направляемая ничьей рукой. Пройдет несколько месяцев, прежде чем он горько раскается в своей беспечности.
А пока что молодой хозяин распорядился так:
— Предавать дело огласке я не желаю. Искать виновного — тоже. Однако оставаться на прежнем месте тебе больше не с руки — уходи. Расстанемся мирно. Я дам тебе денег на прожитье, должно будет хватить на пару месяцев. Ищи себе другого хозяина, Инаэро. И да пошлют тебе боги мир и покой. Прости меня.
Инаэро встал. В груди у него все горело — от обиды, от несправедливого оскорбления.
— Я ничем против тебя не виноват, господин! — сказал он горько. — Ты обидел меня ни за что. Клянусь богами, я докажу тебе, что ты ошибаешься! А деньги свои оставь при себе. Я никогда не брал чужого.
Эйке тоже поднялся на ноги.
— Подожди, Инаэро…
Но юноша уже спешил к выходу, словно боясь, что его остановят. Эйке проводил его растерянным взглядом. Он вдруг понял, что совершил страшную ошибку.
Глава шестая
КОЛДУНЫ ФЕРИЗЫ
Небольшой город Фериза, на берегу озера Вилайет, поражал с первого взгляда. В незапамятные времена его основали выходцы из Кхитая. Сейчас никто уже не помнил, почему эти люди покинули родной край: то ли были изгнаны за участие в политических интригах, то ли оставили свою землю по религиозным соображениям… Так или иначе, несколько сотен кхитайцев, связанных между собой родственными узами, двинулись на запад в поисках лучшей жизни и, не обнаружив для себя таковой, остановились перед огромной водной преградой. И здесь, на берегу Вилайет, начали строить дома — так, как привыкли возводить их у себя на родине, в Кхитае.
Сменилось несколько поколений, потомки давних беглецов не раз смешали свою кровь с местными туранцами и гирканцами, но вывезенные из Кхитая традиции сохранились. И путник, случайно оказавшийся в Феризе, не знал, чему больше дивиться: небольшим домам с бумажными стенами и бамбуковыми каркасами, к которым крепятся эти ненадежные полупрозрачные укрытия от ветра и непогоды, тростниковым ли кораблям, похожим на вязанку хвороста, буйному ли цветению вишен по весне или искусным рукам тамошних ремесленников! А еще изумляла прославленная красота женщин Феризы с мягкими чертами лица, кроткими большими, чуть раскосо посаженными глазами и затаенным коварством в уголках чувственного рта…
Тассилон с Элленхардой очутились в Феризе после того, как оставили гирканцев. В ту памятную ночь, когда они гостили у степняков, Тассилон многое рассказал советнику молодого гирканского вождя. И о своем сводном, единокровном брате-торговце, которому достались и дом, и красавица жена, и отцовское дело. И о собственной доле — идти следом за Элленхардой, оберегая ее от злых людей. И о том, что Элленхарда разыскивает по всему свету своего уцелевшего брата, последнего, кто остался в живых из всей ее родни…
— А о себе-то ты как мыслишь? — спросил неожиданно Трифельс.
Тассилон растерялся.
— Что ты имеешь в виду, почтенный?
— Ты говорил мне о своем брате и о своей подруге, об их судьбе и их желаниях. Но ведь и ты, как я погляжу, далеко не пустое место. Что же ты ни словом не сказал о себе? Разве это не след от рабского ошейника у тебя на шее? Разве не удалось тебе бежать — да так, что тебя не стали разыскивать?
Тассилон посерел — да так, что было заметно даже в ночной темноте. Трифельс, довольный собою, негромко рассмеялся.
— А, не совсем, значит, я еще стар, если умею различать такие вещи на человеческих лицах! Не бойся, никому не расскажу… Я — догадливый старик, который многое повидал в своей жизни, и умею разглядеть в человеке его прошлое, а подчас — и будущее… Радости мне это, впрочем, не принесло, а пользы моему народу от этого тоже немного. Впрочем, это уже обо мне. А я хочу поговорить о тебе, Тассилон.
— Не знаю я… — тяжко уронил Тассилон. Перед этим старым человеком не имело смысла притворяться, и Тассилон говорил с ним прямо, без обиняков.
— Если ты склонен послушаться доброго совета… — начал Трифельс.
Тассилон вскинул голову.
— Я был бы рад любому твоему совету, почтенный. Нечасто меня удостаивали своим разговором люди, вроде тебя, и не следует мне пренебрегать столь счастливым случаем.
Трифельс вздохнул.
— Многое бы я отдал, если бы и мой вождь был о моих советах того же мнения! К несчастью, у Салимбена, как он полагает, и собственная голова на плечах хорошо соображает. Соображать-то она соображает, да всегда ли это к добру… Ладно, будущее покажет, а тебя наше будущее, как я погляжу, и вовсе не касается. Отправляйся в Феризу. Город этот стоит недалеко отсюда, там много пришлого люда — никто не станет смотреть на тебя и госпожу Элленхарду удивленно, а задавать ненужные вопросы — тем паче. Попроси брата-богатея выслать тебе денег, чтобы устроиться получше. Житье там непривычное, что для тебя, что для твоей своенравной подруги, так что в этом вы сравняетесь между собою, и ни один не будет чувствовать себя обойденным. Живя в бумажном доме, она станет вспоминать о юрте, а ты — о глинобитной хижине своей матери. И народу там много разного. Заезжают бродячие торговцы и неприкаянные наемники. Глядишь, разузнаете что-нибудь и о пропавшем брате госпожи Элленхарды. А кроме того… — Тут старик понизил голос: — Говорят, в Феризе до сих пор существуют настоящие колдуны. Ясновидцы. Если вам повезет, найдете человека, который сумеет для вас увидеть, что угодно. Найдет и брата Элленхарды, вот и успокоится ее сердце.
Совет показался Тассилону настолько простым и хорошим, что он тем же вечером предложил Элленхарде уехать. У них были лошади и целых две коровы. Одну тотчас забили и наготовили мяса в дорогу, а вторую гнали с собой и съели уже на самых подходах к городу.
Дома, может быть, в Феризе и бумажные, зато стены вокруг города — каменные. И немаленькие: в добрых пять человеческих ростов, никак не меньше.
Путники долго препирались со стражей, доказывали свою благонадежность. Объясняли, что желают обосноваться в городе. На Тассилона здешние блюстители порядка глядели вполне благосклонно, даром что чернокожий — здесь и не таких видывали. Зато Элленхарда вызывала у них очень большие сомнения. Издавна главными врагами здешних обитателей были кочевники-гирканцы, бесцеремонные, дерзкие. От их-то набегов и огораживались стенами. Степняки налетали, как ураганный ветер, сметающий все на своем пути, убивали всех, кто пытался оказать хотя бы малейшее сопротивление, прочих захватывали арканами и волокли за своими конями — в рабство. Забирали женщин и молодых парней, а стариков, искалечив, бросали в степи умирать — не нужны старики, не работники!
Вот и Элленхарда казалась жителям Феризы весьма подозрительной. Все допытывались у ворот — для чего эта «косоглазая» сюда пожаловала? И пока Тассилон всеми богами, каких только знал, не поклялся, что девушка является его женой и пришла в город с ним вовсе не для разведки очередного разбойничьего набега, не желали отворять ворота.
— В недоброе время вы пожаловали в Феризу, — непонятно сказал им хмурый стражник. — Если уж и в самом деле решили за стенами обосноваться, то шли бы в Вендию или Кхитай. А здесь…
Он махнул рукой, но ничего объяснять не пожелал. Сами разузнаете, когда настанет время.
Улочки Феризы быстро пустели. Жители, только что деловито сновавшие вверх и вниз по мостовой, круто забиравшей на холм, на котором, собственно, и был разбит город, торопливо скрывались в своих домах. Стремительно задвигались бумажные перегородки, заменявшие здесь и двери, и окна со ставшей. Захлопывались двери лавок и многочисленных харчевен и закусочных, выделявшихся тут и там разноцветными вывесками. Разносчики товаров со своими тележками прятались за живыми изгородями, рыбаки, несущие связки рыбы на длинных жердях, положенных на плечи наподобие коромысла, искали убежища в первом попавшемся доме.