Внезапно толпа впереди начала колыхаться, волноваться. Люди поспешно расступались, освобождая кому-то дорогу.
За спиной Элленхарда отчетливо различала гневные выкрики. Члены Священного Совета и их стража, беспощадно расталкивая людей копьями и посылая проклятия налево и направо, уже настигали беглянок.
Вдруг кто-то выскочил из толпы и со всего маху налетел на обеих женщин. Это был совсем молодой человек, почти мальчик, с копной длинных светлых волос, ясными голубыми глазами и смелым ртом. За плечами у него были длинный боевой лук и колчан со стрелами, а в руке он держал короткий меч. Элленхарда мгновенно догадалась: вот перед кем расступалась толпа, вот кто яростно пробивался навстречу Азании.
— Бежим! — задыхаясь проговорил он и тотчас ударил мечом плашмя ближайшего зеваку, вздумавшего было преградить ему дорогу. — Лошади там, в переулке! Скорей же, Азания!
Вместе с Элленхардой они потащили обезумевшую, теряющую сознание женщину дальше. Молодой человек время от времени оборачивался и отгонял угрозой своего меча всех, кто пытался остановить беглецов.
— Стоять! Именем закона! Остановись, Азания! Нечестивые дела твои настигнут тебя, где бы ты ни скрывалась! — надрывался на помосте глашатай. Стражи были уже совсем близко. К счастью, на то, чтобы разгонять густую, жаждавшую зрелища толпу, уходило драгоценное время.
Рядом с глашатаем на помосте остался стоять только один из людей в черном. Его одеяние было расшито серебряным орнаментом, изображающим трилистники и восьмиконечные звезды. Судя по всему, это был старший из членов Священного Совета, и именно он приговорил Азанию к смертной казни.
Он наклонился к глашатаю и что-то проговорил вполголоса тому на ухо. Глашатай тотчас же ударил в барабан и возвестил:
— Азания! Вернись, несчастная! Опомнитесь, злостные негодяи, посягнувшие на правосудие! Священный Совет щедро вознаградит вас и закроет глаза на ваше чудовищное преступление, если вы в течение трех дней вернете похищенную ведьму и передадите ее в руки правосудия! Кроме того, щедрая награда любому, без ограничения сроков, кто укажет имена похитителей и выследит их!
Беглецы уже были в переулке и садились на лошадей. Не задавая Элленхарде никаких вопросов, юноша предложил ей горячего вороного, а сам вместе с Азанией сел на белого. На третьем коне ждал еще один лучник, старше первого лет на десять. Он был также светловолос и голубоглаз. Небольшая русая борода окаймляла его открытое смелое лицо. Сходство между этими людьми было значительным: они были высоки ростом, широкоплечи, обладали своеобразной, немного тяжеловесной грацией, присущей уроженцам севера. Немного странно было видеть их здесь, в Феризе, основанной кхитайцами. С точки зрения Элленхарды, их круглые глаза выглядели глупо выпученными (а не смело прищуренными, как полагается) и походили на птичьи; широкие плечи замедляли движения, а всему облику недоставало быстроты, легкости и своеобразной лихости, которая заставляет всадника сливаться с конем.
Впрочем, о вкусах не спорят. Особенно уходя от погони…
Все четверо понеслись по переулку прочь от площади. Лучники чувствовали себя довольно уверенно в лабиринтах городских улиц, что только подтвердило догадку Элленхарды насчет их происхождения: они, несомненно, родом из Феризы, хотя и разительно отличаются от большинства горожан, невысоких, щуплых и смуглых.
Стража у городских ворот — видимо, хорошо подкупленная — не сделала ни малейшей попытки задержать беглецов. Вырвавшись за пределы городских стен, всадники понеслись по дороге, уводящей прочь из Феризы, в сторону бескрайней степи. Если из степи и приходили кочевники, совершавшие кровавые набеги на прибрежные города, то, во всяком случае, беглецам они казались куда менее опасными, чем благочестивые члены Священного Совета.
В который уже раз Тассилон остался один, без своей легкомысленной, пылкой подруги. Куда
она исчезла? Судя по смятению, охватившему всю площадь, побег, несмотря на всю его немыслимую дерзость и очевидную невозможность, все же удался. И Элленхарда, скорее всего, скрылась из города вместе с беглянкой. Тассилон слишком
хорошо видел, что Азании в одиночку не удалось бы даже пройти пару шагов. Элленхарда тащила ее на себе.
Он пробовал было расспрашивать стражников на воротах города, но те только удивленно поднимали брови. Какие еще беглецы? Ни о чем подобном не слыхивали и никого подобного не видывали! Тассилон догадывался, что стражники, получив свои деньги от организаторов побега, честно лгут. Расспрашивать их бесполезно.
Он решил остаться в городе.
Священный Совет, надо отдать ему должное, умел навести в Феризе порядок. Здесь практически не процветало ворье, а хозяева, владельцы многочисленных мастерских и лавочек, охотно брали на службу помощников. И даже платили им сносно. Так что хождение от одной двери к другой быстро принесло плоды: вскоре Тассилон нашел себе дело в доме кузнеца, которому позарез требовался помощник мощного телосложения. Найти такового среди потомков кхитайских переселенцев было делом непростым.
Кузнец оказался человеком вспыльчивым, на язык невоздержанным и на расправу скорым. Помощники у него не задерживались. Об этом он сам, еще стоя на пороге, откровенно объявил новому кандидату.
Тассилон смотрел на него с любопытством и симпатией. Это был невысокий человечек с непропорционально развитым торсом и короткими кривыми ногами, почти карлик с могучими ручищами и большой головой. Голова эта была украшена копной черных вьющихся волос, черной же дремучей бородищей, плоским носом и сверкающими черными глазами, доставшимися кузнецу от предка-кхитайца.
Вот эдакое-то диво и стращало Тассилона дурным обращением и тяжкой работой, которые непременно ждали нового работника в том случае, если он, не устрашась, вздумает перейти порог этого дома.
Тассилон не устрашился.
— Смотри же! — проскрежетал кузнец. — Потом чтоб не плакал!
Тассилон засмеялся.
— Как мне называть тебя, господин? — спросил он.
— «Господином», — удовлетворенно кивнул кузнец и не выдержал, хмыкнул. — Меня так никто не называл… А можешь и как-нибудь иначе, к примеру, Кровопийца Ар — это мое прозвание.
Он гордо подбоченился. Тассилон назвал, в свою очередь, себя и отважно перешагнул порог, отдав себя в кабалу этому страшному с виду и чрезвычайно свирепому человеку, который с первого же взгляда глянулся чернокожему Тассилону.
Глава Священного Совета был вне себя от ярости.
Звали его Фонэн. Это был немолодой уже человек, почти совершенно лысый, с длинной бородой — черной, обильно украшенной белыми прядями. Борода эта выглядела неряшливой и неухоженной — возможно, именно из-за беспорядочной проседи.
Весь облик Фонэна нес на себе отпечаток самой неумеренной аскезы и в то же время обличал человека, подверженного сильным страстям и тайным необузданным желаниям.
С ранних лет Фонэна преследовали неудачи. Страстно желая всегда и во всем добиваться главенства, он так стремился к своей цели и столь сильно боялся поражения, что почти постоянно проигрывал, и это ожесточало его сердце. Женщины всегда предпочитали ему других, хотя в молодости он был замечательно хорош собой. Их отпугивали темные страсти, бурлившие в сердце молодого человека, и инстинктивно все избранницы Фонэна сторонились его, предпочитая более сдержанных и спокойных мужчин.
Как-то раз на охоте он упал с лошади и повредил себе ногу. От хромоты он так и не исцелился. Арригон, став после битвы с врагами хромцом, мало придавал этому значения — гирканец проводил свою жизнь на лошади, а верховому совершенно безразлично, какая у него походка. Но Фонэн мыслил совершенно иными понятиями. Для него хромота сделалась настоящей бедой.
Озлобленный, всеми отвергнутый, Фонэн начал приписывать свои постоянные несчастья злому умыслу какого-нибудь колдуна. Он был убежден, что на него навели порчу и использовали против него какое-то заклятие страшной силы, поскольку разрушить заколдованный круг несчастий, неудач и одиночества Фонэну оказалось не под силу. Искать источник поражений и бед в самом себе он так и не догадался, поскольку совершенно искренне полагал себя человеком выдающихся способностей, красоты и силы.