Харчевня, где он себя обнаружил, очнувшись от забытья, представляла собою грязнейшее заведение. Всю мебель составляли низенький столик и десяток очень засаленных и чрезвычайно рваных циновок, и там, несомненно, кишели насекомые. На циновках сидели и лежали люди самой отталкивающей наружности. Какие только рожи не попадались навстречу ошеломленному взгляду! И косоглазые, и с перебитыми носами, и исполосованные шрамами, и заросшие бородой до самых глаз. Мелькнуло одно миловидное личико юноши, обрамленное тонкими косами, но и оно производило отвратительное впечатление, поскольку юнец был очень пьян и, несомненно, порочен — это было заметно по складке его пухлых, искусанных губ.
Тассилон затряс головой, как пес, у которого в ухе застрял клещ. Кругом лениво переговаривались. Кое-кто втягивал в себя ядовитый дым, от которого глаза мутнели, а тело переставало слушаться рассудка, пока таковой еще теплился. Тассилон протянул руку и безошибочно обрел свой стакан. Там плескалось мутное беловатое пойло, безвкусное, но крепкое, как удар лошадиного копыта.
Так. Попробуем еще раз. В голове почему-то назойливо вертелся указ Фонэна. Обращать особенное внимание на лиц, чья профессия… Да, там были названы «подозрительные профессии». Люди, которые могут по роду своей деятельности общаться с демонами. Люди, которые вероятнее всего обращаются к различным духам в силу своего профессионального… э-э… Кто там был перечислен?
Пойло — гадостное. Лучше прикрыть глаза и не смотреть, каково оно на вид. В голове плавает отвратительный беловатый туман, похожий на простоквашу. И на каждой простоквашине сидит человек подозрительной профессии. На одной — кузнец. На другой — ткач. На третьей — певец. На четвертой — врачеватель. На пятой… мельник!
Да, в указе был назван мельник! Мельник живет на отшибе, сторонится людей, у него есть мельница — одинокое место, где может происходить решительно что угодно… Любое преступление, любое тайное дело. На мельнице можно прятаться и прятать… Мельник пользуется силами ветра для того, чтобы приводить в движение свою мельницу…
И мельник люто ненавидел Ара. Уж он бы не упустил случая отомстить своему врагу. На счет господина Энчо Тассилон не обольщался. Этот человек предпочитал деньги всему, кроме мести.
Хорошо-о… В пьяной голове мысли сделались тягучими, как сладости на жаре. И такими же липкими.
Тассилону стоило почти физического труда заставлять их шевелиться, сменять друг друга. Итак, возможно, мельник подбросил браслет и таким образом навел всех на мысль о кузнеце.
Сделаем следующий шаг. Предположим, мельник и есть убийца девушки. Для чего он ее убил? Это сейчас все равно не выяснить, а вот другое неожиданно становится понятным: кто и как сумел выкрасть тело. В доме погибшей готовился обильный поминальный пир. Девчонку собирались провожать пышно — коль скоро уж свадьбы не сыграть и не проводить ее в дом жениха, то хоть похороны должны быть обильными и жирными, дабы порадовалась душа напоследок. Может быть, и духи предков смилуются, возьмут ее к себе в Западный рай, в который верят некоторые кхитайцы и их потомки. В том раю — белым-бело, повсюду лотосы и лилии, подают чай в прозрачных чашечках, а прекрасные духи кормятся ароматами. Хорошо бы попала девушка туда! А для этого требуется задобрить духов. Пусть замолвят за нее словечко перед владыками Западного рая.
Да, пир готовился, можно сказать, почти свадебный. И пеклись особые пироги — с рыбой, медными кольцами, с остропахнущими травами, которые живые — фиолетовые, а печеные — черные. И мельник заходил в тот дом. Приносил муку. В мешке. И уходил тоже с мешком. В суете могли ведь не заметить, что мешок и при выходе был полон.
Вспышка озарения мелькнула в голове у Тассилона. Мешок! Ну конечно… Осталось одно: отправиться на мельницу и отыскать там тело девушки.
Мельница находилась не просто на окраине города — она была как бы отделена от жилого массива несколькими деревьями. Это были низкорослые деревья с широкими темными мясистыми листьями. Проходя под ними, Тассилон словно миновал некие ворота и оказался наконец в царстве господина Энчо.
Мельница и небольшая жилая пристройка при ней выглядели необитаемыми. Однако внутреннее чувство подсказывало Тассилону: там кто-то есть. Притаился и следит за незваным гостем. Впрочем, подвыпившего Тассилона, который считал себя тертым калачом, это сейчас мало беспокоило.
Главное — проникнуть внутрь.
Он обошел мельницу кругом. Никого и ничего. Впечатление такое, словно здесь никто и не живет, и не работает.
Да, вот еще один вопрос: никто не слыхал, чтобы господин Энчо держал помощника или слугу. Говорили, будто есть у него какой-то ветхий раб для услужения, но этого раба никто никогда не видел.
Тассилон остановился у стены и заглянул в маленькое окошко, вырубленное внизу. Туда разве что кошка могла бы просочиться. В окошке зияла чернота. Рядом обнаружилась дверь. Не заперто! Вот это неожиданность! Тассилон даже предположить не мог, что такое возможно… если только это не ловушка.
Впрочем, спьяну он даже рассуждать на эту тему не стал. Просто толкнул дверь и вошел.
И оказался в полумраке. Откуда-то сверху струился пыльный белесый свет. Огромные жернова мертво стояли на высоком стержне. Далеко наверху плавали облака мучной пыли, тонкие, почти рассеявшиеся. Лучи света застревали в них, словно нож в ворохе шелка.
На мельнице стояла тишина. И тем не менее обостренным инстинктом дикого зверя, привыкшего выживать среди других зверей — самых опасных животных, когда-либо созданных богами, среди людей! — Тассилон чувствовал чье-то затаенное присутствие.
Он обошел жернова кругом. Нигде не было и следа погибшей девушки. А вот валяется мешок… Возможно, тот самый. Но в мешке не обнаруживалось никаких остатков крови. Это и не удивительно, ведь похищен был труп, тело, которое давно уже перестало кровоточить.
Тассилон почти отчаялся найти хоть какую-то улику. Он знал, он был убежден в том, что именно господин Энчо — неизвестно, почему! — совершил это чудовищное преступление. Оставалось доказать это.
Тассилон остановился, еще раз огляделся по сторонам. У него внезапно появилось такое ощущение, словно кто-то ловко его провел.
Девушка была здесь. И ее убийца — тоже неподалеку.
Тассилон двинулся в медленный путь вдоль жерновов…
И вдруг увидел. Он увидел нечто настолько невероятное, что поначалу даже не поверил собственным глазам. Но деваться некуда — это было. Девичья коса. Растрепанная, точно солома после обмолота, она высовывалась из щели между жерновами.
Тассилон подошел ближе, потянул за волосы. И тотчас кто-то невидимый — тот, чье присутствие он все время ощущал, — набросился на него сзади. Тассилон присел, проходя под руками нападавшего, попытался увернуться. В голове мелькнул чей-то рассказ о «пьяном мастере» — об одном из великих мастеров рукопашного боя, который всегда выходил на битву, нагрузившись изрядным количеством горячительных напитков. Это обстоятельство делало его медленным, как бы неповоротливым, а на самом деле непредсказуемым и уверенным в себе. Тассилон не помнил, каким образом окончил свою жизнь этот выдающийся боец — наверняка ничего хорошего! — но один раз, по крайней мере, воспользоваться чужим опытом стоило.
Нападавший не ожидал, что Тассилон отшатнется и присядет и потому удар кулака пришелся прямо на мельничный жернов. Раздался страшный вой. Хрустнули костяшки пальцев. Господин Энчо, крича и завывая, взметнул вверх руку. Тассилон тотчас обрушил удар головы ему под дых. Противник упал. Несколько сильных ударов ногами по лицу, несколько пинков по больной руке довершили дело: крупный благообразный мужчина превратился в комок страдающей, жалеющей себя, завывающей плоти. Теперь его можно было запросто связать длинной пеньковой веревкой. Что Тассилон и проделал с превеликим удовольствием.
Оставалось привязать пленника, чтобы сбегать за соседями и показать им — кто на самом деле виновен в преступлении. Тассилон подтащил господина Энчо к одному из столбов, намертво прикрутил его, а на голову ему натянул мешок и тоже привязал. Пусть посидит в мешке, подумает о смысле жизни и смерти. Скоро ему предстоит дать отчет духам… Но сперва пусть расскажет обо всем людям.