— Взять всех ангелов смерти. Если будут сопротивляться, то уничтожить, — прохрипел Велиал. Он едва мог нормально говорить, только сейчас я начала понимать, что на деле его потрепало не меньше Загана.
Брат короля смотрел на меня правым глазом, зажимая левую сторону лица окровавленной ладонью, и морщился от боли.
— Как вы? — спросила у него я, зачем-то протягивая руку и прося показать рану, но Заган перехватил её, не давая дотронуться до себя.
— Жить, скорее всего, буду, — хмуро отозвался он, выпуская меня и делая шаг назад, намекая, что лучше сохранять дистанцию. Я не сразу поняла причину подобного поведения, учитывая, что часом ранее он был ко мне куда ближе и это его вроде бы не смущало. — Самаэль и его прихвостни не те, кто любит долгие прелюдии перед смертью. Но я не до конца уверен, что их проклятия безопасны для окружающих.
— Проклятия? — я растерянно обернулась на Роберта, ища объяснения словам второго из королей.
— Магия — вещь интересная, но порой смертельно опасная, — начал было тот, но Заган громко фыркнул, снова болезненно поморщившись.
— До смерти интересная, ага, — пробурчал король, отворачиваясь к кому-то из Братства, взявшемуся помочь с лечением. С такого угла я не могла увидеть, что там произошло. — Спасибо хоть череп не раскроили. Интересно, конечно, каков я внутри, но не настолько, чтобы ради этого умирать.
Велиал осторожно похлопал брата по плечу. Ассасин, который на данный момент был представителем Братства, всё ещё отчитывался перед новым правителем Геенны. Его лица не было видно, и это напрягало. Теперь я понимала, почему Марбас был вынужден отказаться от инкогнито: тому, чьего лица не видно, тяжело доверять.
Короли остались нейтральны, их охрана без сопротивления пропустила в города и поселения Тени, чтобы те забрали всех, кто был приближен к Тёмному трону во времена правления Самаэля.
— Седит!!! — услышала я надрывный едва ли не вой Марбаса и вздрогнула. Не ожидала, что он может быть в таком состоянии, потеряв кого-то. Видимо, отсутствие страха перед смертью не распространялось на страх смерти лучших друзей.
Братство словно не замечало его метаний, зализывая свои раны и продолжая растаскивать пленных и раненых в разные стороны.
К горлу подступил ком. Я знала Седита слишком мало, чтобы убиваться так же, как это делает сейчас Марбас. Но осознание того, что кто-то, кого ты знал, пусть и не близко, но кто относился к тебе хоть сколько-то положительно, во всяком случае, не желал смерти… И почти сразу меня едва не пробрал нервный смешок: уже радуюсь, когда меня не хотят убить. Не хочет убить — значит, друг. Откуда такой бред в голове и почему кажется, что это нормально? Почему такое положение дел и критериев выбора друзей вообще вдруг стали нормой? И всё же подобная гибель бьёт по нервам. Падшие тоже смертны. И понимание этого приходит в такие минуты. Может быть, они превосходные маги, воины, и живут миллионы лет, но они смертны, как всякое живое существо. Люди скорбят, когда умирает кто-то, проживший какую-то сотню лет, а тут погиб некто, кто жил с момента зарождения мира, и в этом было что-то гораздо страшнее. Страшнее, потому что я понимала: это забвение.
Для них нет ни Рая, ни Ада. Какой Ад? Мы уже в Аду. Теперь Пандемониум хотя бы чуть-чуть походил на него: я стояла едва ли не по щиколотку в крови, среди гор пепла, который раньше был кем-то живым, среди руин и битого стекла.
Мне хотелось было идти к Марбасу, попробовать образумить его, утешить хоть как-то. Глупо. Как это глупо. Погиб не один Седит, погибла сотня ассасинов, погибла сотня гвардейцев. И аристократы, и слуги обратились в одинаковый пепел. Так и не скажешь, кто какой пост занимал при жизни: одинаково серый пепел и тлеющие угли — вот всё, что остаётся от могущественного существа, что одним лишь взмахом пальца может уничтожить человека. Пепел. И больше ничего.
Ни Ада, ни Рая. Забвение, и только.
— Что с ним делать? — Тень кивнул в сторону только-только пришедшего в себя Самаэля: оглушённый и с переломанными костями, он выглядел немощным. Ни намёка на то, что совсем недавно был грозным врагом. С трудом верилось, что все мы его боялись.
— Удержите где-то до вынесения приговора, — Велиал неожиданно закашлялся, едва не оседая на землю рядом со своим врагом. Мне почудилось, что мой желудок сжало в тиски. Кровь резко отхлынула от головы, отчего по спине пробежал неприятный холод. В отличие от падшего, я не стала церемониться и опустилась на то, что теперь с трудом можно было бы назвать травой. — Папаша… Что за дрянь у них заклятия?
— Найдите Гекату… — услышала я отдаляющийся голос Асмодея, хотя всё ещё находилась в сознании. Странное чувство, когда ты вроде бы всё слышишь чётко, но ничего не понимаешь и не можешь ответить, потому что боль затмевает всё. —…Уфира и остальных…
Меня подняли с земли, но я даже отреагировать на это не успела толком: одна из самых больших груд кирпича и стекла вдруг пришла в движение. Вначале настолько робко, что походило на обман зрения, но второй раз вышел разрушительным — камни полетели во все стороны, накрывая беспомощных раненых, которых всё ещё хватало вокруг, едва не угодив мне в голову. Сквозь шум камнепада послышалось сдавленное рычание. Я инстинктивно посмотрела на Самаэля, но тот всё ещё походил на умалишённого, растерянно оглядываясь по сторонам, значит, под завалом кто-то другой.
Поначалу была совершенно уверена, что это Седит, потому что Марбас в ту же секунду оказался рядом, но как только меня обдало ненормальным холодом, я поняла, что ошибалась. За всё время нашего знакомства из ассасинов такой техникой пользовался только глава Братства, а значит это…
Дракон буквально вырвался из каменного плена, извергая из пасти ледяное пламя и яростное рычание. Я до этого момента и не знала, что по земле может стелиться морозный узор, как на стёклах в Рождество. Глядя на это чудовище, я сразу признала в нём Аваддона: он походил на какую-то злую шутку некроманта, как раз под стать его прозвищу «Ангел бездны». Кости и лёд — первое, что приходит на ум, когда видишь его. Кости, лёд и подранная шкура. Несмотря на это, дракон распахнул дырявые перепончатые крылья и, каким-то невероятным способом взмахнув ими, создал воздушный поток такой силы, что меня едва не отшвырнуло назад.
Марбас, который оказался ближе всех к Аваддону, едва ли отреагировал на такую открытую угрозу, глядя даже не на него, а под лапы дракону. Ангел смерти зарычал и выпустил в сторону ассасина заклятие, но тот в очередной раз напомнил ему, кто такие Власти: кое-как отгородившись барьером, он оставался непростительно близко к врагу. Тот же понимал, что самое глупое сейчас — это проигнорировать такую опасность в лице наёмника и, развернувшись к нему спиной, попытаться сбежать. Видимо, в костяной голове дракона появилась какая-то другая идея.
— Его ищешь? — он поддел лапой один из булыжников, открывая нашему взгляду бесформенную кучу чёрных одеяний. Седит.
— Ты… Сука, — наёмник сделал было шаг в сторону дракона, но тот молниеносно накрыл помощника Марбаса когтистой лапой и угрожающе сжал её, показывая, что не будет медлить с расправой. На данный момент это единственное, что ещё хоть как-то помогает сохранить жизнь.
Тени сомкнулись полукругом вокруг Аваддона. У того есть только два выхода из сложившейся ситуации — сдаться или сдохнуть.
— Аваддон, ты реально кретин, раз думаешь, что я тебя отпущу, если ты прикрываешься моим напарником, — злобно зашипел Марбас. Со стороны он выглядел несколько комично из-за разницы в размерах. Даже если он примет облик льва, то его речь не будет выглядеть сколько-либо серьёзной в глазах дракона, голова которого была на уровне второго этажа. Второго, если учесть, что потолки во дворце высокие. Очень высокие.
— Да неужели? Меня разбудили как раз твои визги, падальщик, — ангел смерти, как мне показалось, усмехнулся и сжал Седита с такой силой, что я услышала в гробовой тишине треск костей. Лапа дракона оказалась окутана сгустками магии, и всякому, кто видел это, было понятно, что Седит на грани. Я снова почувствовала Бездну. Она была в том заклятии, смотрела на нас всех, словно через щель мироздания, и единственный, кто не давал ей потянуться к нам, был Аваддон. — А если так?