Она производила на меня столь большое впечатление, что я не могла оторваться от неё. Не знаю, сколько я так простояла, возможно, минут десять, но я находила все больше и больше интересных и скрытых деталей, незаметных на первый взгляд. Дотошность автора делала свое дело — настроение работа передавала полностью. Страх, отчаянье, боль, злобу, надежду. Все смешалось в этой работе, наполняя зрителя каплей за каплей чувствами изображенных на ней существ. Всё это время я не слышала ничего из разговора между Велиалом и остальными.
— Нравится? — неожиданно прозвучавший над ухом голос Велиала заставил меня вздрогнуть. Я настолько увлеклась разглядыванием картины, что совсем потеряла связь с реальностью.
Я неуверенно кивнула. Мне не нравилось то, что было изображено, не нравился сюжет. Но впечатляло настроение, впечатляло мастерство, с которой была она выполнена. Даже в самом маленьком нарисованном лице были видны эмоции.
— А кто это нарисовал? — я с трудом смогла отвести взгляд от ангела, в котором узнала Велиала.
— Набериус, — король указал на одного из ангелов. — Это он.
Я приблизилась максимально близко, чтобы попытаться разглядеть его, но как раз себя художник нарисовал паршиво, размазанно, словно не хотел, чтобы его обвинили в чрезмерном самолюбии.
— Он мог нарисовать кого угодно идеально, с невероятной точностью. Словно нарисованный просто взял в руки раму и смотрит на тебя через неё. Но себя рисовать он ненавидел. У меня не осталось ни одного его портрета. Случись что с моей памятью — я потеряю его образ навсегда, и наше общение будет казаться каким-то невнятным сном.
— Он был красивый? — поинтересовалась я.
— Маркиза называли за глаза Журавлём не только потому, что тот мог в него превращаться, — ответил за Велиала Роберт, который уже сидел на диване. — Нозоми, тебе лучше присесть. Нам всем предстоит долгий и тяжёлый разговор.
Я послушалась его просьбы. Велиал отошел куда-то за мою спину к стеллажам и, вернувшись через минуту, протянул мне бокал вина. Убедившись, что я более-менее в состоянии удерживать его после того, как Люций едва не утопил меня в моём же разуме, король взял тот, что стоял на столике у дивана и ушел к окну, где удобно разместился в своём кресле.
— Видимо, придется начинать мне, — второй из королей задумчиво почесал щёку мизинцем и откинулся на спинку. — Асмодей уже рассказывал тебе, что в Геенне до падения была лишь земля, камни, непроглядная темнота и холод? — я кивнула. — Велиал, Набериус и Люцифер вызвались изменить это и, объединив усилия, смогли создать, как в своё время заумно выразился Асмодей, проекцию света в это измерение.
Я снова кивнула, благо память мне ещё не помахала ручкой.
— Люцифер, занимавшийся в Эдеме так же и проектировкой живых существ, отказался принимать такие условия существования, — подал голос Велиал, покачивая бокал туда-сюда, изредка вдыхая аромат вина. — Поглощая энергию пойманных демонов, он начал создание третьего Эдема. Когда день начал сменяться ночью, и земля прогрелась, прошли первые дожди, появились первые растения. Деревья. Закончив с климатом и озеленением, основой, он взялся за животный мир. Целыми днями он бродил по лесам, полям. Кто сталкивался с ним, те говорили, что он выжил из ума, постоянно что-то бормотал себе под нос.
— Он никого не допускал к этой работе. Взвалил все на свои плечи, видимо, пытаясь загладить вину перед братьями за изгнание. К слову, не все выбрались тогда из Эдема живыми, и недовольных подобным развитием событий было много. Но однажды осенью он пропал. Совсем. Ни в одном из мест, где бы он мог остановиться, мы его не нашли. Как сейчас помню, облетели листья, снег первый пошел, и где он — никто не знает. Некоторые думали, что он растратил в безумии всю энергию и погиб.
Отпив вина, я поморщилась. Алкоголь снова неприятно обжёг горло, но после третьего глотка это ощущение прошло.
— Но его нашли. Один из фермеров, возвращавшийся из соседнего поселения, оказался застигнут метелью… — Велиал прикрыл глаза, словно вновь прокручивал в памяти воспоминания о тех днях. — Тёмное небо озарилось тогда такой мощной вспышкой, что увидевшие это подумали: Эдем всё же решил нас всех уничтожить. Огненный шар, рухнувший в снег перед повозкой фермера, едва не прикончил его. Когда бедняга постучал к нам в дверь, на руках у него был маленький мальчик. Набериус всю ночь вливал тому энергию, и лишь утром ребёнок пришел в себя. Всё, что он смог сказать о себе, так это то, что его зовут Денница, и что он ангел Господень. Ни об Изгнании, ни о чем другом он не помнил.
— Денница — это был Люцифер? — я недоверчиво посмотрела на Велиала, забывая, что это было его именем до Падения.
— Да, это был он. Через четыре дня он изрисовал всю комнату божественным языком, едва не отправив Наба на тот свет. Я вообще удивлен, как Набериусу хватило терпения с ним возиться. Но проблема была не в том, что он маленький и неуправляемый… Проблема была в том, что он, назовём это так, сошел с ума.
— Сошёл с ума? — вот уж что я точно не могла себе представить, так это сошедшего с ума падшего ангела. Нет, теоретически это возможно, но практически…
— Однажды мы столкнулись с ситуацией, когда Денница отказался слушаться. Выражаясь языком, свойственным человеческим женщинам, раскапризничался, — пожал плечами Заган. — И тут-то выяснилось, что стоит ему начать проявлять нрав, как над личностью ребенка берет верх личность подростка, как раз переживающего на тот момент переходный возраст. Возможно, ты с ним столкнешься лично, обычно он такой на всякого рода церемониях, которые ненавидит. Если, конечно, Велиалу удастся его туда затащить.
— На коронации ему быть придется, хочет он или нет. Никто, кроме него, её вести не имеет права, пока он жив. Кроме того, Нозоми видела его глазами наблюдателя, которого послала Геката, — король допил вино и поставил пустой бокал на край стола. — И есть третья личность — истинная. Назовём её базовой. Это и есть настоящий Люцифер.
Я залпом осушила бокал, потому что поняла, что если сейчас не залью эмоции алкоголем, то у меня точно поедет крыша. Люцифер, который и так не казался милашкой, превратился в моих глазах в самое настоящее неуправляемое чудовище.
— То есть вы хотите сказать, что существо, одно из самых сильных в Геенне, имеет психологическое расстройство в виде множественной личности?
— Именно, — подтвердил Заган.
— Хорошо, я поняла. Давайте сразу о главном: какая из них опасная?
— Все три, — передёрнул плечами Роберт.
Да уж, можно было и не спрашивать.
— И какая наиболее опасная? — перефразировала я вопрос.
— У них три имени, так проще с ними контактировать и разделять их между собой. Маленький мальчик по имени Люций, — я вздрогнула, стоило мне услышать это имя. — Любит играть, но его игры практически не поддаются какому-либо контролю из-за его силы. Подарит он тебе игрушку или свернет шею — предугадать его эмоции очень тяжело и не всем удается. Подросток Люц вспыльчив и порой бывает неуравновешен. Его решения жестоки и не терпят отлагательств. А взрослый Люцифер — это правитель, и отношение к нему должно быть соответствующее… Просто постарайся ему хотя бы не хамить, как ты это любишь. Я повторюсь, Люцифер во всех трёх своих обличьях — это то существо, с которым надо быть предельно вежливым и учтивым, — Велиал посмотрел на меня каким-то грустным взглядом, словно мысленно уже прощался со мной. — И именно поэтому я хотел, чтобы ты оставалась в Гайе.
— Но почему он сошёл с ума? — я уставилась на свои руки. Теперь они дрожали.
— Всего-навсего встретился с нашим Отцом.
*
После того как короли приоткрыли тайну такого странного отношения к Люциферу, меня отправили обратно в покои Велиала в компании Роберта и Черепоголового, сказав, что с меня должны снять мерки, чтобы портной наконец мог приступить к созданию моего гардероба. Несмотря на все попытки убедить Велиала, что мне очень комфортно в джинсах, и я с радостью бы носила подобную одежду и дальше, Адрэ появился на пороге спальни в компании обворожительной ассистентки. Оба разодетые так, словно сбежали с модного показа или закрытой вечеринки, они потеснили Роберта и принялись за дело, разворачивая меня и так и сяк, о чём-то переговариваясь между собой.