XII
Надо было хорошенько обдумать: что же делать дальше? Плотником он не годился. Мужики его терпели только вследствие такта: пусть человек побалуется, не жалко. Такое их отношение Кирилл Егорович особенно ясно почувствовал в пивной — они его терпели, но не приняли как равного, простого, рабочего человека. Третий и четвертый дни работы ничего не изменили: не мог осилить казавшееся ему таким простым плотницкое дело. Мужики, по-прежнему будто не замечая его мытарств, оказывали ему холодную уважительность. И после четвертого, очень тяжелого, изнурительного дня — перекатывали бревна, — когда его тело сделалось совершенно разбитым и приходилось с трудом волочить ноги, Кирилл Егорович понял всю бессмысленность своей затеи.
На другое утро он не вышел на работу, бесцельно направившись за околицу городка; впереди бежала мимо немых курганов Старая Смоленская дорога. Он вдруг с пронзительной ясностью осознал значение слов, сказанных ему Иваном Ивановичем: «Приди к добру». Они значили: побори в себе зло. А поборов его, уйди от забот о своем животе и ищи, ради собственного же спасения, не то, что нужно тебе, а то, чем живы люди. Казалось бы, ничего нового не было в такой мысли; но она вместе с тем заставила его глубже заглянуть в собственную душу. «Да, так я и жил: для себя, ради власти над людьми!» Но, произнеся про себя эту фразу, он будто споткнулся, отчего-то начал размываться великий и ясный смысл, который открылся ему после высказывания Ивана Ивановича. Он сказал: «Ты ищешь свое, а надо искать, чем живы люди», — но ведь это же обман! «А ты сам-то, пусть без сберегательной книжки, не ищешь своего? И кто его не ищет? Может быть, Клюев? — вспомнил Кирилл Егорович своего самого главного врага, который теперь занял его место. — Или Фарятинский? Да он же, сукин сын, за свое бриллиантовое кольцо передушит половину человечества. А вы-то, плотнички, каждый из вас, откажетесь от своего?» Ему захотелось лечь в сухую траву, на теплую землю, как он это делал в детстве. Просто стать маленьким, незаметным, дышать чистым воздухом полей — сделаться тем же, как все живое вокруг, превратиться в какую-нибудь букашку. Он опустился на землю. «Все, покончено!» — сказал он торжественно, подразумевая полный разрыв с прошлой своей жизнью и всеми планами, ради осуществления которых он напрягал все силы. Однако, произнеся такую фразу, он в то же время думал, что ему больно лежать на комкастой, неровной земле, а что лежать на мягком, нарядном диване куда приятнее. Он понимал, что это был голос беса — так сказала ему одна старуха. «Да, покончено!» — повторил он снова, ублажая себя, будто подсахаривая душу, стараясь заглушить сомнение. Тут он отчетливо вспомнил другое высказывание того же Тишкова: «Людям требуется одна наука, которая сделает их счастливыми, — любовь». — «Любовь к негодяю и шкурнику Клюеву? Я должен его полюбить — и тогда стану счастливым? Или к Фарятинскому? А моя гордость?» — «Твоя гордость — это бес. Клюев умнее, талантливее и лучше тебя, и ты знаешь сам!» — ответил ему внутренний голос. «Врешь! — набросился Кирилл Егорович на своего двойника. — Я не ради себя жил. Будет тебе известно, — я тянул воз, а наград не требовал. Мне их давали. Не я виноват». Он нашел успокоение в таком своем ответе, сел и закурил. Он был один в поле, около зарастающей, глохнущей, в прошлом великой дороги. Он также вспомнил жестокие слова одного слесаря электростанции, бросившего ему в лицо с насмешкой: «Царствуешь, начальник? Запомни: власть тебе досталась не по наследству! Вот выпрут в шею — и конец твоей спеси. Так, брат, гибнет тщеславие. Хочешь быть счастливым, помыкая людями? Вынесет тебе жизнь свой суд. Еще взвоешь!»
Кириллу Егоровичу сейчас было стыдно вспоминать про этого несчастного Хотькина. «Подлец я! — накинулся он на себя. — Большие люди — великодушные, а я Хотькина на другой же день прогнал с работы, заставил бедствовать без жилья. Ему предназначавшуюся квартиру отдал другому. И кому? Подхалиму Пучило… лишь за то, что тот беспардонно льстил мне, этот сукин сын дошел до предела… назвал меня великим…» — «Не казнись. Как установить?» — успокоил его трезво-рассудочный голос.