II
Варвара хлопотала около пузатенького самовара, быстро и бесшумно двигаясь по комнате под стать легкой на ногу молодой. Могучее ее сложение ей вовсе не мешало. Она знала, что чаевничать непременно по очередности к ней сегодня придет только Марья, от силы еще, может, хромая Матвеиха, Варвара же, однако, в это воскресное утро зачем-то решила выставить на стол все свои, тоже как и самовар, пузатенькие чашки, блюдца и тарелки с золотистой окаемкой. Тут же среди них оказалась и большая, довольно-таки обкусанная деревянная ложка и уж вовсе ни к чему — алюминиевый портсигар. Мужик ее Степан забыл взять портсигар на войну, и Варвара, как память о нем, выставляла часто его на видное место и мысленно обращалась к пустяковой и немой вещице, точно к живому Степану. Сама Марья скрывала от товарки, что таким же образом и она вытаскивала из своего окованного сундука кроме рубахи-косоворотки Егорову гармонь, перетирала мехи и произносила целую безмолвную речь над ней. Хоть она и берегла рубаху, подороже всех пожитков, конечно, для Марьи была гармонь, потому что в ней еще жила Егорова душа.
«Видать, Варвара не за-ради поверки имущества все вынула — разговаривает с детями и с мужиком», — с осиянным внутренним светом лицом подумала Марья.
— Сон паскудный видала, — сообщила Марья, присаживаясь к столу.
— Пошто ж! — Варвара налила ей чашку чая.
— Побывала я, девка, в аду.
— Ишь ты, спаси и помилуй! — Варвара перекрестилась. — Ну?
— То-то что «ну». Гляжу, а там-то хто б ты думала?
— Бесы? — спросила Варвара.
— Бесы, да без рогов. Сидят там чинненько за богатыми закусками Юзик, Карманов, Северинов Степан и прочие, такие ж выкормыши и гады.
Варвара покатилась со смеху, заколыхавшись всем своим могучим телом — даже стол заходил ходуном.
— Давай дале! Ох ты мать честная!..
— Че дале? Черт сидел там как бы на председателевом месте. Вино трескали. Там, должно, алкогольного запрету нема. Я и говорю им: «Кипеть вам тутка в горячей смоле!» А Юзик в ответ: «Мы всегда — над вами, а вы всегда — под нами». Видала?
— Над нами-то особо не вознесется. А сон-то, подруга, мировой. Все ж угодили в ад!
— Ох, ты, чай, ухлопоталась, мать! — пожурила ее Марья. — А я-то седни — будток девка на выдании — разнежилася, — призналась она, проходя к столу.
— Те какого варенья-то дать? Вишню ай крыжовника? — спросила Варвара, обегая ласковым взглядом Марьино лицо.