— Вот теперь — другой коленкор, — посмеиваясь, сказал Степин. — Жулик! — прибавил он, когда вышли на улицу.
— Сорока от сороки, известно, в одно перо родятся, — сказал Иван Иванович, — я знал его папашу.
«Не так-то просто моих мужичков обвести вокруг пальца!» — с большой гордостью за них подумал Туманов, выходя следом за ними в переулок.
XXII
Случайно узнав об исчезновении одинокого, в судьбе которого он год назад принял участие, старика Назаркина, Быков почему-то подумал, что в уходе его виновен Нифедов. Выяснив внимательнее дело, он узнал, что вечером начальник отделения действительно приходил к старику и о чем-то разговаривал с ним. Быков позвонил Нифедову, попросив его сейчас же, если он может, зайти к нему. Тот явился очень скоро, как и всегда представительно войдя в кабинет. Рабочий день уже кончился. Быков, полчаса назад вернувшийся из Роговского совхоза, где еще докапывали картошку, чувствовал усталость и хотел есть, но верный, как всегда, правилу — покончить с просмотром накопившихся текущих бумаг, внимательно изучал каждый такой листок, не забывая, что за каждым стоял живой человек.
— Садись, Фрол Севастьянович, — Быков кивнул головой Нифедову, подписывая чье-то заявление; он еще раз внимательно просмотрел бумагу, положил ее в папку, сверху уже просмотренных, и с сосредоточенным вниманием поднял голову от стола. Пока он подписывал бумагу, Нифедов смотрел на его крупную голову и думал: «Зачем нужны нынче такие люди? Нет, не время на вас. Не тот, брат, воздух. Гоголевский городничий, понятно, глуп, но, если вдуматься, без крепкой руки ни одному населенному пункту нельзя обойтись. Он думает, что переворотит мир своим добродеянием. Сиживали на этом месте добряки. К примеру, Трошкин. На что уж быть-то добрей! А кончилось просто: родной брат всадил заряд дроби в живот. Вот и вся философия. Хотите на своих началах мир утвердить, а он-то в вас уже давненько не нуждается. Трошкин спит вечным сном, а брат второй раз женился на молоденькой. Взови-ка к его совести! И не пугайте вы меня своими Достоевскими».
— Зачем тебе понадобилось приходить к старику Назаркину? — тихо спросил Быков.
Нифедов спокойно, уверенно и прямо смотрел на него; приподняв брови, ответил:
— Было б, Владимир Федорович, странно, не явись я туда.
— Считаешь, что имеешь право посягать на свободу человека?
— Я считаю обязанностью, на меня возложенной, оберегать общество от вредных элементов.
— С одной только поправкой, что общество, нынешнее ли, будущее ли, — это живые люди со своими душами.
— Людская душа, Владимир Федорович, покрыта мраком. — Нифедов все так же прямо и непоколебимо уверенно сидел около стола, и в его лице не было заметно ни тени сомнения; видно было, что его взгляды не могла поколебать никакая сила.
— Оттого и трудно понять человека, что она им покрыта.
— Есть задачи поважнее души выползшего из дремучего леса старика. Мы строим громадное здание, Владимир Федорович. Нет смысла напоминать, что оно для потомков созидается. Да и мы еще не знаем, в лесу ль он сидел такие длинные годы.
— А в том здании, Фрол Севастьянович, потомки будут счастливы? Если оно закладывалось при чьем-то страдании? Которое, кстати, рождено не по нашей воле?
В это время дверь тихо открылась и вошел уверенной, твердой походкой человек лет сорока, плотного сложения, с выражением начальственности на гладковыбритом, моложавом лице. Он с тактом, по-служебному поздоровался и с осознанием большого значения своей роли сел корректно на стул около окна. Это был третий секретарь обкома Матвейчук. Быков учился вместе с ним в автодорожном институте и всегда удивлялся его служебному восхождению, ибо очень хорошо знал его посредственные способности. Ему всегда было неприятно встречаться с ним.
— Извини, Владимир Федорович, но я тебя не понимаю, — покосившись на Матвейчука, проговорил Нифедов. — В городе прибавилось верующих. Тут, без сомнения, причастен старик. А я обязан следить. Я же его не арестовал, в конце концов!
— Было дело — арестовывал, — напомнил ему Быков.
— И правильно делал. Зря выпустил.
— А совесть тебе о чем-нибудь говорит?
— Мне говорит мой долг.
— Долг без совести! Он возможен?
— Старик вредный, и я обязан наблюдать за ним, — с тактом, но упорно проговорил Нифедов.
— Как же ты можешь доказать, что он вербовал верующих? Факты, между прочим, у тебя есть?