— Как бы не пришлось, мужики, втроем-то гроб тащить? — проговорил Степин озабоченно.
Так оно и вышло на другой день. Из-за забора выглянула только одна Парамониха; она подумала: «Тоже человек был», однако вернулась к себе во двор, тут же забыв о Лючевском.
Так кончили земное существование два человека, коптителя неба, — сестра с братом.
XXIV
Стараниями Варвары Прохору отыскалось хорошее место, по ее мнению, вполне посильное ему, — директора молочного завода. Сам Прохор чувствовал, что он находится во власти жены, и, как пущенный под гору конь с возом, не мог остановиться, как следует одуматься и оглядеться. Он помнил предупреждение отца, который как-то сказал ему: «Что потеряешь, того не воротишь». Отец говорил о том, чтобы сын не забывал о своем главном назначении, зачем явился жить, — остался бы мастером. Ивана Ивановича особенно огорчало то, что сын губил себя как первосортного мастера-плотника. Не ошибался он и в том, что Прохор не годился в начальники — не потому, что был слаб умом, просто брался не за свое дело. Отец знал: никогда Прохор не мнил себя в роли начальника и в мыслях его не возникало ничего подобного. Но говорят же: дурман заразителен. Став директором, он начал понемногу обвыкаться в такой должности. Прохор не умел и не стремился командовать людьми, однако волей-неволей должность директора требовала от него начальственного глаза. Чем больше он входил в свою новую для него деятельность, тем дальше отдалялся от себя — мастера, — от того человека, которым так гордился отец. Искушение напоминало приятное наваждение, и требовалась духовная сила и крепость, чтобы устоять. Тщеславное желание выделиться среди людей и занять командное положение всегда представляет для человека могущественную силу. Преодолевают ее лишь редкие люди. Проработав в должности директора три месяца, Прохор заметил какое-то еще не ясное ему свое перерождение — он становился другим человеком. Однажды вечером он внимательно взглянул на свои руки, показавшиеся ему белыми и дряблыми. Он суетливо вытащил из угла ящик с инструментом, взял рубанок и, испытывая волнение, как будто первый раз брался за такое дело, вышел во двор, положил на верстак доску, поплевал на ладони, как он это всегда делал перед началом работы, приложился и едва не упал, потеряв равновесие. Проканителившись около часа, он положил рубанок — выходила явная срамота! За такое короткое время он устал больше, чем раньше в конце напряженного рабочего дня. И смысл того предупреждения отца во всей обнаженности открылся ему.
Он уже не мог теперь так мастерски работать. Бывало, едва возьмет инструмент, дело начинало гореть в его руках. «Что ж это я с собой сделал? — задал он себе страшный и тяжелый вопрос. — Я считался лучшим столяром в Демьяновске! Кто лучше меня мог сработать вещь? Не было такого. Скажу без похвальбы». Грустный и тихий, Прохор вернулся со двора. Только сейчас слова отца во всей полноте дошли до его сознания. Тогда он отнесся к ним как к словам, сейчас же они открыли страшную пропасть и смысл потери своего лица. Внутренне Прохор сопротивлялся, но он чувствовал, что обманывал себя, считая свою нынешнюю жизнь и работу хорошей. «Зачем мне директорство? Не по мне. Не за свой гуж ухватился», — думал он, шагая на другое утро на работу. Однако приятность начальствовать раззуживала его. Умом Прохор понимал, что он должен, и чем скорее, тем лучше, порвать с должностью директора и опять вернуться к прежней столярной работе, но не хватало воли перечить жене — вечером он имел с ней тяжелый разговор.
— За спиной шушукаются: мол, жена в начальники пристроила.
— Наплюй, не обращай внимания, — наставляющим тоном сказала Варвара, — люди завистливы. Дерись за свое место под солнцем!
— Какой я директор!
— Бери на заметку, кто дерет горло. Имей своих людей в цехах — пусть доносят о горлопанах. Там есть Митяков — правдолюбец, вытури.
— Он хороший рабочий.
— Слушай меня! Не перечь. Оттого он тебе и опасен, что хороший. С планом на заводе плохо. За текущий квартал округли… припиши. Сейчас объявлено ускорение. Ты должен укрепиться в должности. Надо заткнуть глотки.
— В плановом отделе заприходован выход товара. Как я округлю? — От этого разговора Прохора даже испарина прошибла.
— А уж это дело главбуха и плановика, — продолжала наставлять Варвара. — Намекни им, но — аккуратно… Чтобы тихо. Синцова — паскуда.
— Стало быть, втирать очки?
— Жизнь — не книга и не кино. На розовой честности далеко не уедешь. Когда завод перестанет лихорадить — наверстаешь! А пока делай так, как указываю.