— Этот еще чего вылупился? — взъерепенился Серафим, принимая еще более воинственную позу.
Минут через пять, отряхивая плащи, все вошли в теплый и светлый кабинет Карманова.
— Наша некультурность, — Селезень дул на посиневшие от холода руки, не удержал и выронил свой объемистый, всегда набитый какими-то бумагами портфель.
— Все-таки кузницу следует устроить, — тихо и скромненько сказал Мышковский. — Стены капитальные — послужат.
— Сделаем, чего там, — махнул, не задумываясь, рукой Карманов.
— Сообразуясь с нынешним прогрессом, надо провести среди рабочих лекцию о правопорядке трудящихся, — заметил Селезень.
— Не помешает, — кивнула Варвара. — Ну, как надои? Рабочим предоставил хорошее жилье — надеюсь, стали поприлежней? — обратилась она к Карманову.
— Где там! Неблагодарный народ. Ни черта не повысили молоко. Я всегда стоял на точке — на людей нужна узда. За этот квартал — недовыполнение. Кричат: поднимайте соцкультбыт! Вот и горланят в каждом закоулке: давай этот самый быт. А работать пусть идет дядя.
— Лени от нас, понимаете ли, не отнимешь, — заметил Юзик, — народ — он масса темная, рассудивши диалектически.
— А уж на что мы не заботимся. Взять хотя бы жилье. Считай, городские квартиры. Чего, спрашивается, им еще надо? — пожал толстыми плечами Карманов.
— Думаю, что узды, — сказала с уверенностью Варвара, — как ни толкуй — народ нельзя перекармливать. Вредно.
— Чем скорее мы оторвемся от крестьянского наследства и окультурим деревню, тем надежнее будет экономика, — заметил Мышковский.
— От всего, однако, отрываться не следует, — возразил Карманов. — Крестьянин — при земле, хорошие традиции при работе с ней забывать не следует.
— Сейчас другой хлебороб. И новые социальные условия.
— У них там — горизонт, — кивнул на потолок Юзик, — не в навозе копаются.
— Какой разговор, — согласился Селезень, выразительно кивнув головою.
Варвара отошла с Кармановым к окну, тихо спросила:
— Быков у тебя вчера был?
— Наезжал.
— Школил?
— На складе утечка зерна. Я требовал милицию — идти с обыском по квартирам всех рабочих. Он запретил. Говорит, видишь ли, что такая мера оскорбит народ. Мол, поклеп на всех.
— Ты напиши все это на мое имя, — посоветовала Варвара, подходя к столу. — Ну мне пора в Левадово. Кузницу устраивайте. С идейной точки зрения правильно. Вопрос этот решен. Нечего смотреть на бузотеров. — Она хозяйской поступью, держа прямо корпус, вышла из конторы совхоза.
Варвара скользнула глазами по окошкам, но что-то, однако, удержало ее. Не хотела сознаться себе, что боялась отчего-то глаз свекра. На чем основывался тот ее страх, она не ответила бы себе. Сквозь мокрый, густо залеплявший дома снег в окне Быкова светился огонек. «С тобой мы еще схлестнемся. Кто-то из нас пересилит. Должен! Но пока не надо лезть. Докажу я тебе, что могут быть Наполеоны в юбке. Ты еще, Быков, почувствуешь!»
Она твердой походкой вошла в свой кабинет. С особенным удовольствием, кругло расчеркиваясь, Варвара села подписывать накопившиеся бумаги. Среди них было заявление о квартиле Екатерины Милкиной. При ее имени в душе Варвары поднялась злоба. «Поклонилась-таки гордячка! — Но она сдержалась, подумала: — Может, проявить гуманность… Говорят, кто прощает, тот велик. Нет, блажь придумали. Не дам паскуде. Вот и вся справедливость».
К Варваре вошел недовольный Митрохин. Он к ней шел сейчас с вестью.
— По хозяйствам ездила?
— Завелись бузотеры. В Титкове.
— Ну все, Варвара Степановна, — сказал Митрохин, кисло разминая сигарету.
— Какую тебе дали должность? — поняла его недоговоренность Варвара.
— Заведующего отделом облисполкома. Ты знаешь, что я туда не просился, — прибавил Митрохин.
— Это все знают, — сказала Варвара, подумав про себя: «Как ни тужился, а на зама не пролез».
— У тебя будут трудности, — предупредил ее Митрохин; она знала, что речь шла о Быкове. — Но не так страшно. Поможем. Может быть, сядешь на мое место.
— Я на него не рвусь.
Митрохин тонко улыбнулся, зная ее тщеславие. Вошла секретарь.
— Вас зовет Владимир Федорович, — сказала она, глядя исподлобья на Варвару.
— Хорошо, — кивнула головой Варвара и, когда секретарь вышла, обернулась к Митрохину.