— Что заслуживает оболтус, то и получает, — ответила Наталья.
— Да, я забыла, тебе есть у кого учиться! — сказала Варвара с сарказмом.
— Наташа живет и поступает по совести, — сказал Иван Иванович.
— Я строила в отношении тебя перспективу… Со временем, не без моей помощи, могла бы стать директором школы. Можно же допустить компромисс.
— Вот вы его и допускайте, а у меня свои понятия! — отрубила Наталья.
— Нам за Наташу не стыдно, — заявила Дарья Панкратовна.
— Теперь все так живут. Разве это не понятно? И я, кажется, не ради себя стараюсь!
— Я не просила, — сказала Наталья.
— Но ты моя родственница.
— Это не имеет значения. У меня есть свои принципы.
— И Прохор такой же! Бросил, идиот, директорство и отправился наращивать мозоли! — Варвара потрясла от возмущения головой; тяжелой походкой, поскрипывая половицами, она вышла из дома.
— Совсем баба ошалела от власти! — сказала Наталья, глядя в окно, как она садилась в «уазик».
— Дурная баба! — выругался в сердцах Иван Иванович.
После этого женщины отправились готовить покойницу, а мужики полезли на чердак смотреть тес на гроб.
Наталья, как никогда, чувствовала тот свет любви, который исходил из родительского гнезда, и испытывала глубокое удовлетворение жизнью.
XXX
В Смоленске, где Анна прозябала второй месяц, покорить сцену драматического театра, ей так и не удалось. Повторялось то же, что и в поселке. Артист Дмитрий Кривобоков, посуливший ей столь многое тогда в Демьяновске, был сдержанно-насторожен и страшно боялся, что о его связи с ней узнает жена. Сама Анна не очень-то держалась за него. Сторублевщик, как она его называла, тоже прозябал. И все-таки она тут зацепилась — так ей казалось. Кривобокову удалось уговорить главного режиссера поручить ей сцену в одном спектакле. Анна должна была выскочить и крикнуть: «Я убью тебя, негодяй!» Она довольно-таки эффектно, вильнув задом, кинулась из-за кулисы к партнеру, заслуженному артисту, и, взвизгнув, погналась за ним, норовя самым натуральным образом ободрать ему лицо. Актер не на шутку струхнул. Она вошла в раж базарности — тут ей не следовало постигать азы, ибо давно обучилась. Вышло довольно-таки впечатляющее зрелище. Одной реплики Анне показалось мало, и потому она присовокупила: «По бабам, паразит, шлялся!» Но дальше сценки дело так и не сдвинулось. Вторую сцену Анна позорно провалила. Посыпались насмешки актрис, которые не прощают выскочкам. Актрисы прониклись неприязнью также и потому, что мужская часть театра стала волочиться за невесть откуда взявшейся красивой телкой. Кроме всего прочего, актрисы вызнали о ее прошлом, о том, что она у себя в Демьяновске торчала за прилавком. Ядовитые уколы заставляли Анну отбрехиваться. Две известные актрисы, не выдержав, насели на главрежа, требуя удаления из театра «торговой девки». Главреж ценил Кривобокова как хорошего артиста, но все же сказал ему, что о зачислении Анны в штат театра не может быть и речи. Жена Кривобокова, ворвавшись в уборную, вцепилась в волосы соперницы.
— Демьяновская шлюха! Зоб вырву!
— Я те, зараза, вырву! Я те вырву. Я сама повыдираю твои патлы, — не полезла за словом в карман Анна.
На другой день Кривобоков, встретив в театре Анну, сказал ей, что он, как нравственный человек, артист, не может вертеться между двух юбок, а потому ему желательно остаться с бывшей женой.
Анна заявила ему:
— Ну и черт с тобой! Скатертью дорожка. Думал, заплачу. Все вы скоты!
Снимала она скверный угол — за отдельную комнату, понятно, нечем было платить.
Главный режиссер, во избежание трений и разговоров, объявил Анне, что в их театре ей делать нечего.
Анна кинулась в самодеятельный молодежный. Главный режиссер, вчерашний еще студент, как водится, с бородкой и с усиками и с твердым мнением о себе, что он — неповторимая творческая личность, второй Станиславский, ибо на меньшее выпускники таких факультетов не согласны, — главный режиссер поставил вопрос прямо:
— Вы пригодитесь лишь для зрительского эффекта.
— Объясните?
— Будете сопровождать музыкальные ритмы спектаклей.
— Не понимаю. — захлопала ресницами Анна.
— Вы что, никогда не видели молодежного театра? В вашей обязанности — в основном перед началом и в конце спектакля — искусное прохождение по сцене. Костюмы для вас мы найдем.
Лучшего Анна не могла и желать. Она быстренько вошла в свою роль, прошвыриваться с целью показать себя (понятно, мужчинам) — это она уже давно умела. Тут ее не следовало учить. Начало было весьма привлекательным для Анны. Утянувшись так, что оттопырилась вся ее разящая красота, постукивая каблучками шпилек, она проплыла (с заготовленной улыбкой) по сцене с таким эффектом, что после представления наиболее падкие на женские прелести мужчины-зрители толпились у выхода, желая заполучить у нее адресок. Маска (оскал улыбки) так прижилась на ее лице, что находилась неизменно на нем. Теперь Анна еще больше красилась, еще высокомернее носила голову, еще презрительнее глядела на свою братию — на продавцов. Одна из них, пожилая, брехливая, когда Анна, заикнувшись про культурное обслуживание, посадила ее на свое место: