Что же касается отношения к земле, то в душе Карманова лежало другое чувство. Он был рожден в крестьянской избе, и все те корни, которые держали кармановскую родословную, были и его силой. Но Фрол Федорович оказался человеком, неспособным к самостоятельности, и он всегда катился туда, куда дул ветер, теряя свое лицо. Ветер дул так в недавнюю бытность, что коровенка и огороднее считались тормозом жизни, и Фрол Федорович, не задумываясь, с беспощадностью кинулся проводить эти идею. Кроме того, как он понимал, надо было скорее искоренять перегородки между городом и деревней, а на этом пути лежит вековечный мужицкий быт. Он легко поддавался различным веяниям и суждениям людей типа Юзика. С годами одубенела и оглохла его душа. Теперь Фрол Федорович уже не восхищался резной золотой маковкой собора. Всякая просьба рабочего вызывала раздражение у Карманова. «Научились все просить, — частенько говорил он, с неудовольствием, продирая пером бумагу, подписывая заявления. — Ежели всех ублажать, то рабочие сделаются нахлебниками».
Фрола Федоровича нельзя было упрекнуть в незнании и неумении работать с землей. Он знал поле и всякую крестьянскую нужду, и знал очень хорошо, изучив ее не по книгам, а по опыту, но все его эти знания рассыпались, к чему он ни прикасался. В совхозе шла будоражащая, изнуряющая текучка работников; он давно уже поставил себе цель — давить всякого, кто «лезет на арапу», говоря вернее, кто искал правду. Правдоискатели в сознании Карманова были такими же вредными, как лодыри и жулики, и даже хуже, ибо он их побаивался. И ненужными, как кони и старинные памятники искусства. «Мы новый мир построим, — говорил он, — а стало быть, и все новое, а потому нечего жалеть о гибели зачухленной деревни. Время — оно вынесло приговор».
— Огороднее, Фрол Федорович, с нынешней весны, — сказал как-то Карманову Юзик, — у Ржавой балки нарежем, по кустарникам.
— Далековато. И земля там не ахти, — заметил неуверенно Карманов.
— Картошку беспримерно зародит. Картошка по всей наглядности на камне вырастет.
— Ну ты картошку не хули: она — великая сила в России, — нахмурился Карманов. — Ладно: там и нарежем. Нечего вид портить! Вид у центральной усадьбы должен быть образцовый. Хм… показательный.
— В землю носом зарываются, — продолжал Юзик, слушая свой голос и находя в его переливах что-то… генеральское, — притягивает она мужичков! Несравненно вредно на фоне мировой цивилизации и социализма! Революция революцией, но если бы Европа не осветила, так сказать, дремучие углы Руси-матушки… то что бы мы имели в ее недрах? Лапти, а на закуску тараканы… Конечно, дух народа. Но ведь пятен-то не скроешь, — триста лет трепали лапти, и это-то на фоне добротного европейского сапога! Но, как патриот, я, конечно, не злорадствую, а говорю лишь к слову…
— Ты слишком не расходись, — одернул его Карманов, однако несердитым тоном, все более подпадая под Юзиковы мысли, — в нас, брат, много чего и было и есть.
— А кто же, конечно, спорит? Мы широкие. Стало быть, так и порешили — отводим им у Ржавой балки?
— Ладно. Нечего, понимаешь, центральную усадьбу захламлять, — убеждая самого себя в правильности такого дела, — ответил Карманов. — А веревки для просушки бельишка ты, видно, зря ликвидировал.
— Беспримерно не зря, Фрол Федорович. Пора прикончить! Я также подумал: пустить под частный курятник сарай у озера — он нам в хозяйстве непригоден, а усадьбу мы очистим от этакой живности.
— Не шибко хорошо. Как же они будут их там содержать?
— Сообразуясь с опытом Озирщинских, — курей надо пометить.
— А яйца?
— Поставим загородки. Пришло время и все хлевы туда вынести. А то свиньями попахивает.
— Ну против хлевов я не возражаю, — согласился Карманов, — а вот куры, брат, того… неловко как-то? В такой коллективности как бы петухи не бросили кричать.
— Не знаю, Фрол Федорович, как по вас, а как по мне, то есть примерно на мой взгляд, то ихний крик раздражает. Что хорошего? Что это за мелодия в ихнем оранье? Скажите в Европе — засмеют.
— Ну-ну… — проговорил невразумительно Карманов, но Юзик, умевший с полуслова понимать директора, удовлетворительно тряхнул головой — тот одобрил такой план. — Конечно, центральная усадьба такого большого совхоза должна иметь вид.
— Об том-то и речь. К нам, к примеру, могут иностранцы приехать, а у нас оравы кур копаются под окнами конторы. Анахронизм. Беспримерно портят вид! Сообразуясь, собственно говоря, с логикой действительности и, так сказать, с задачами прогресса, мы должны исходить из предпосылок.