— Не понял?
— "Носорог". Почему-то вдруг. Ну, это уже так… Напоследок уже, устали, наверно.
— А я при чем?!
— Сами ж говорили: не стесняйся, хватай безумные идеи…
— Безумные! А не дебильные! Разница есть?!
— Извините. Больше не повторится.
— Это все?
— Нет, еще есть. «Маслоежка».
— Масло «Маслоежка»?
— Вариант: масло "Гладкая жизнь".
Вадим Петрович вздохнул и покрутил пустую стопку.
— Вы там совсем уже устали, или ты трахнутый на всю голову?
— Ну, есть конфеты "Сладкая жизнь", ну а тут мы подумали, что масло… Ну, в общем, пока все. Вариантов нет. Ничего не подходит?
— Приезжай в офис, — сказал Вадим Петрович. — Будет мозговой штурм.
Вадим Петрович отложил трубку и покатал стопку по столу.
— Элла! Вызови всех в офис. Скворцова. С женой! И этого, чернявого… И… — Стопка выскользнула из-под руки, упала на пол и кратко щелкнула. — Да черт с ними со всеми!!! Никого не зови!!! Бутылку водки и пожрать!! Курицу!! Свинину!!! Сало!! С перцем!! В кабак! Гори оно все…
— Вася-йо, ты меня уважаешь-на? — спрашивал Вадим Петрович, наклоняясь через дощатый столик к самому лицу Цуцыкова, чтобы перекричать оркестр.
— Ув-важаю, Вам-Прович. — отвечал грустнеющий Цуцыков.
— Тридцать лет назад все пацаны Щетиновки знали, кто такой Вадик Сметана! Понял-на? Уважали!
— Угу… — кивал Цуцыков, — А может, и назвать «Фольксбуттер»?
— Да погоди, Вася-йо, — морщился Вадим Петрович и тряс его за плечо. — Все знали Вадика Сметану! И в Королях знали! Боялись! И в Самаре слышали-на!
— Угу… — кивал Цуцыков. — А может переоборудовать цеха на сметану?
— Мать! — стучал кулаком Вадим Петрович. — Вася, пойми! А потом — перестройка! В Москве знали меня! По всей стране знали, суки, кто такой Сметана!!! Сметане все можно! Я любые проблемы решал! Вот только название придумать не могу. Знал бы, что такое будет, — ни на хрен бы не покупал оборудование за четыре миллиона на этой дранной распродаже!
— Угу… — кивал Цуцыков.
— А вот голубых в Щетиновке сроду не было, — вдруг вспомнил Вадим Петрович с огорчением, — Ты чего в петухи пошел, Вася?
— Сам ты петух!!! — взвизгнул Цуцыков.
— Ответишь за базар? — сразу насупился Вадим Петрович.
— Да я женат с семнадцати! У меня трое по лавкам! Попробуй их прокормить этими дранными визитками и рекламками! Фирма крошечная! Я и Светка! Доходы — во! — Цуцыков сжал кукиш.
— А че волосы не стрижешь? — опешил Вадим Петрович.
— Мля-я-я-я-я!!! — вскинулся Цуцыков.
— Тихо-тихо! — Вадим Петрович миролюбиво помахал желтой пятерней и налил еще по стопке. — Хорошо, что не петух. Уважаю. Придумай мне слово, Вася. Пять тысяч дам!
— Не знаю-ю-ю я-я… — Цуцыков мотал головой, и Вадиму Петровичу казалось, что он вот-вот заплачет.
Они чокнулись и выпили.
— Вася, все просто. Масло оху…тельное. Нужно, чтобы человек почувствовал это всей душой! — Вадим Петрович постучал ладонью по печени. — Ферштейн?
— Оху…тельное масло, — неожиданно трезвым голосом сказал Цуцыков.
— Не понял?
— Оху…тельное масло. Чего думать-то!
— Так нельзя! — испугался Вадим Петрович.
— Иначе никак.
— Так нельзя! — повторил Вадим Петрович.
Цуцыков скорчил неожиданно дикую рожу:
— Сметане все можно, Сметане все можно! — передразнил он, но Вадим Петрович смотрел сквозь него, вдаль.
— Оху…тельное масло. — Он налил стопку до краев и опрокинул в рот. — Ну, Васька! Ну, гений! Профессионал! Че ж ты раньше-то молчал, сука?
— Дизайн я сделаю, — сказал Цуцыков. — Тут уже не надо выпендриваться, белая пачка — черные буквы.
Словно железная рука схватила печень и сжала, начала крутить внутри живота, как выкручивают из грибницы боровик. Подкатило к горлу. Зал кабака закружился и улетел, со всех сторон навалилась желтоватая темнота.
— Вадим Петрович!!! — закричал Цуцыков.
В белых коридорах госпиталя Хольденштрау Вадим Петрович впервые почувствовал себя безнадежным стариком. За год — три операции. Лазерная терапия, горы таблеток на тумбочке… Иногда жена пересказывала ему новости из России. Небывалая популярность у населения, золотая медаль на фестивале российских продуктов. Налажены поставки в Москву. Выстроен новый корпус. Скворцов стал почетным членом Лондонского клуба. Госдума продолжает обсуждать поправку к законопроекту о цензуре названий, но мнения снова разделились. «Фольксбуттер» подает в суд на щетиновскую «Велину», выпустившую пакеты быстрого приготовления "Нех…вый супчик", но суд не признает плагиата. В Самаре выходит первый номер журнала "М…ые ведомости". В Москве открывается центр туризма "Ох…льный сервис". В Англии начат выпуск репеллента от комаров «Факофф». Вадима Петровича все это давно не волновало. И когда доктор Вильдер сказал, что надежды нет, Вадим Петрович не почувствовал никаких эмоций. А когда доктор Вильдер предложил заморозиться в жидком азоте, пока врачи не научатся лечить цирроз, Вадим Петрович лишь вяло кивнул.
Очнулся он в большом светлом зале, лежа в кресле странной конструкции. Сознание будто разом включили. Вадим Петрович посмотрел на себя и увидел, что одет в нелепый костюм салатового цвета. Раздались аплодисменты. Вадим Петрович вздрогнул и увидел прямо перед собой шеренгу солидных людей, одетых в обтягивающие деловые костюмы. Со всех сторон поблескивали объективы камер. Наконец один из присутствующих важно шагнул вперед, вытянул ладонь и произнес:
— Позвольте зачитать, …, не…нно торжественную ноту …ой вежливости от П…ого президента О…ого, …, Со…за Мировых Государств! Мы о…но рады, …, приветствовать до…ое возвращение, …, к на…ой жизни первого человека, про…шего в жидком азоте семьдесят пять нех…х лет! Да здравствует наша о…ая медицина! За…сь, б…ь!
И шеренга зааплодировала.
22 февраля 2002, Москва-Роскон(Nokia9110) — Москва
Моя космонавтика
Море… У нас ведь есть настоящее море!
Женя Зайцев сидел в коктейль-баре и ел мороженое, когда его вызвали по мобилю. На экранчике появилась немолодая женщина в строгом черном комбинезоне, сильно смахивающем на скафандр.
— Евгений Зайцев? — осведомилась она, так близоруко щурясь в свой экран, будто Зайцев говорил по какой-нибудь старинной модели с подсевшей камерой, не позволяющей толком передать изображение.
— Да, это я, — сказал Женя.
— Тот самый знаменитый космонавт Зайцев?
— Психокосмонавт Зайцев, — поправил Женя.
— Очень хорошо. С вами говорит Галина Ильинична Сергейчук. — Женщина замолчала, ожидая реакции.
Женя сперва подумал, что она хочет записаться в его Школу, но, учитывая ее немолодой возраст, решил, что она скорее редактор журнала.
— Вы из какого-то журнала? — спросил он.
— Журнала? — удивилась женщина. — По поручению председателя Союза Космонавтов России я приглашаю вас на заседание, которое состоится завтра в полдень. Мы вас очень ждем. Мы хотим поговорить с вами о вашей космонавтике!
— Завтра я никак не могу, — вздохнул Женя. — Завтра мы летим на Сириус. Давайте в понедельник?
— Это исключено. Заседание Союза Космонавтов России проводится всего четыре раза в год, и мы вас ждем именно на этом заседании!
— Как неудобно получается, — вздохнул Женя. — Я должен лететь на Сириус. Со мной два научных работника, корреспондент «Ежедневной» и группа из семи новичков. Это их первый серьезный вылет, они готовились три недели…
— Перенесите свои полеты на другой день. Это же пара пустяков?
— Совсем не пара пустяков, — обиделся Женя. — Это серьезная экспедиция, которую мы готовили со вторника, она проходит по гранту Академии наук, там ждут отчетов. А «Ежедневная» заранее готовит полосу…
— Ну, все понятно, — сказала женщина. — Вам интересны только деньги. Нет, наша организация, конечно же, не сможет предложить таких гонораров, которые вам платят в «Ежедневной» и прочих…
— Ну что вы! — обиделся Женя. — Ну как вы можете так говорить, ну ей богу? Я бы с огромным удовольствием пришел на заседание Союза Космонавтов, но если бы вы предупредили хотя бы чуть раньше… Хотя бы вчера…