— Полимерыч! — взревел бородач, отшвырнул бревно и кинулся к белобрысому, протягивая ладонь. — А сказали, что тебя не будет!
— А че не будет-то? — Полимерыч качнулся и сел на оранжевую глину.
— Здесь не сиди на грунте без щитка, — строго сказала одна из девушек. — Дозу схватишь!
— Бу-а-а! — заржал бородач. — Вот заботливая жена! — он сгреб девушку в охапку, поднял над землей и смачно поцеловал в щеку. — Ни боись, Чучелка, когда схватит дозу Полимерыч, друзья всегда помогут! Приходи ко мне в палатку! Бу-а-а-а!
Очкастый подергал его за рукав и кивнул на звездолет:
— Как ты сюда добрался? Я свою пятнашку на орбите оставил.
— И правильно, — кивнул бородач, отпустив девушку и повернувшись. — Тут только на моем и пройдешь. Пойдем лучше бревен принесем, мы там столько нарезали…
— Так мы на твоем костре встанем?
Они ушли в заросли. Девушки сбросили рюкзаки и начали обустраиваться — захлопотали, загремели жестяной посудой. Над костром повис армейский котелок, и в нем энергично булькала вода, которую набрали в канавке за опушкой, бросив на всякий случай пару капсул антирадианта.
Народ прибывал. В разных концах поляны уже вовсю горели костры, вдалеке кто-то пел грустную старую песню звездных геологов о планетах с плохой погодой, отсыревших скафандрах и проблемах со связью. Тут и там возникали палатки — самых разных цветов и форм.
В центре поляны уже высился помост из бревен, над ним натянули старый купол стратосферного парашюта, а фару звездолета развернули так, чтобы она подсвечивала его. Получилась неплохая сцена.
Отряхнув руки от фиолетовых опилок, бородач вернулся к звездолету, взял гитару Полимерыча и сел, прислонившись спиной к фюзеляжу. Полимерыч спал в палатке неподалеку — оттуда торчали его сапоги и доносился храп. Бородач задумчиво перебирал все три клавиши грифа, молча глядя в одну точку — на носок своего сапога. Наигрывал он тихо, но слышно его гитару было далеко. Время от времени он прерывался, вынимал из кармана фляжку и делал очередной глоток. Так продолжалось долго, и Бородач не сразу заметил чешуйчатое зеленое существо, которое стояло перед ним на задних лапках и завороженно смотрело на кнопки гитары большими печальными фасетками.
— Простите, пожалуйста… — робко начало существо. — У вас корпоративный пикник-маскарад?
— М-м-м… — задумчиво протянул бородач, перебирая клавиши и не отрывая взгляда от сапога.
— Или вы клоуны?
— А? — Бородач замер, и гитара стихла.
Он медленно поднял глаза и встретился с взглядом зеленых фасеток на чешуйчатой мордочке. Зрачки его расширились. Прошло несколько секунд, затем бородач помотал головой, достал фляжку и вылил остаток на землю. В воздухе остро запахло спиртом и можжевельником.
— Все… — хмуро пробормотал он. — Доигрался…
— Поправьте, если я ошибаюсь… — вежливо произнесло существо. — Но у меня создалось впечатление, будто вы меня приняли за галлюцинацию?
— Принял, — кивнул бородач уныло. — Ох, и принял…
— Вероятно, мне бы стоило обидеться на это, — сказало существо. — Но я не обижаюсь. Я житель здешних мест.
— Да? — оживился бородач. — А чего тебе от меня надо, житель?
— Я просто хотел спросить: здесь будет театр? — Существо указало перепончатой ладошкой в сторону сцены.
— Чего сразу театр? — обиделся бородач, — Концерт тут будет, песни будем петь. Это ж КСП!
— КСП?
— Космический слет песенников, — кивнул бородач. — Ты что, дикий?
— Здесь все поют песни? — Существо вытянуло фасетки и оглядело поляну.
— Не все… — смягчился бородач. — Но многие. Услышишь сегодня, будут очень известные авторы.
— Какие?
— Ну, кто… Вон видишь, вон у костра полный такой, с тесемкой? Это Гриша Поцарапов.
— Не слышал про такого.
— Ну и дурак, чего я могу сказать? Вон у сцены газета расстелена, ребята нашивками торгуют — купи послушать кассету Гришки, они там с Надькой поют. Надьку тоже не знаешь?
— Увы…
— Надежда Лысых из-под Альдебарана, — назидательно произнес бородач. — Очень хорошие песни. Только занудные немного. Ну, конечно, Шопин и Гамнилин сегодня обязательно будут — как же без них? Может и еще кто подъедет…
— Благодарю за информацию, — сказало существо. — А вы тоже поете?
— Ну, я-то чего… — смутился бородач и отодвинул подальше гитару. — Я так… Вот Шопин с Гамнилиным — это да, профессионалы!
— А остальные разве не профессионалы? — удивилось существо.
— Надежда Лысых… — с сомнением сказал бородач. — У нее есть как минимум пара отличных песен. "Позови меня, когда вернусь". И еще вторая, про тесемочку… "И пускай лежит на сердце грусть, ты носи, носи мою тесемочку, позови меня, когда…" Стоп, это она же. Ты чего меня путаешь?!
— Я вас не путаю…
— Короче, Лысых тоже профессионально поет…
— В смысле, это ее работа?
— Лысых? Она работает бухгалтером у Гамнилина.
— У Гамнилина такие высокие гонорары?
— Да откуда я знаю, сколько он ей платит? — удивился бородач. — Вряд ли много, фирма его небольшая, склад маленький.
— Склад? — переспросило существо. — Я совсем запутался. Значит, Гамнилин тоже не профессиональный певец?
— Ты меня уже затеребил, зеленый! Чего ты пристал? Не нравится — никто тебя сюда не звал, включи себе радио и слушай вон группу «Дюзы-Юзы»! Это, по-твоему, профессионально, да? Да? Ты скажи, да?!
— Темнеет уже… — дипломатично помолчав, сказало существо.
Бородач оглядел поляну. Действительно, темнело. Поляна была заполнена людьми — они шумели, смеялись, ставили палатки и ходили от костра к костру. По бревнам на ярко освещенной сцене ползал человек, разматывая шнуры.
— Раз! Раз!!! — вдруг прозвучал сверху железный голос. — Проверка! Слышно меня?
Бородач поежился и повернулся к зеленому.
— Холодает. Идем к нашему костру греться! У нас еще должно было много остаться…
Они подошли к костру и сели на бревнышко. Бородач протянул к огню сапоги и ладони, а зеленый вытянул перепончатые лапки. Вокруг костра ходил народ, то присаживаясь рядом, то уходя. По ту сторону огня толстячок с тесемкой старательно выводил тоненьким голосом: "Ты носи, носи мою бутылочку, позови допить, когда вернусь…"
— Пародия на Лысых, — бородач поймал вопросительный взгляд зеленого. — Обалденно смешная.
— А почему никто не смеется?
— А потому что все уже слышали. Ее Гамнилин когда-то сочинил. Потом Шопин на него писал пародию: "Ты вози, вози цистерны с водкою!" А потом Лысых на Шопина писала: "Ты дави, дави цистерной Шопина!", а Гамнилин ей в ответ… Хотя чего я рассказываю? Сам сегодня услышишь, и не раз. Поцарапов!!! — вдруг заорал бородач через костер. — Поца!! Слышь? Спой цистерны человеку! Ну, не человеку, а этому…
— Ась? — Толстячок охотно прервался. — Цистерны? А ты слова помнишь? Я не помню.
— Ну тогда лося спой!
— Лося у меня гитара не строит.
— Как она может не строить?
— Там третий аккорд в припеве, а у меня третья кнопка не работает. Во! — Толстячок энергично пощелкал мизинцем по клавише, гитара действительно молчала.
— Тьфу… Ну, спой тогда хоть чего-нибудь!
— Так я и пою чего-нибудь, а ты перебиваешь. — Поцарапов снова надавил верхнюю кнопку на грифе. — Мою бутылочку… Позови допить, когда…
Бородач налил полкружки и протянул зеленому:
— На!
— Спасибо, не пью.
— Дурак, что ли? Это спирт разведенный! — удивился бородач.
— Не пью, извините.
— Ну ладно, твое здоровье! — Бородач взмахнул кружкой и выпил.
Стемнело. Поляна стала казаться лабиринтом, а расстояния между кострами — огромными. Из темноты вышла девушка с рваными коленками и положила руки на плечи бородатому:
— Пойдем к сцене, уже начали!
— Иди, я подойду! — отмахнулся бородач.
— Тогда дай фонарик!
— Не знаю, поищи возле мисок!
Девушка ушла.
— Скажите, — произнес зеленый, — а часто вы так собираетесь?
— Ага! — оживился бородач. — Понравилось? Ну так слушай. В следующие выходные будут «Огоньки» на Сатурне, а в Центавре будет «Распоклюй». Затем — «Больнушник» на пятьдесят втором парсеке. Запоминаешь? Потом выходные свободные, ничего не будет. Хотя что я говорю? Это же будет третье число! День рождения Гамнилина на Млечном, и там же, но парсеком левее, — «Е-Бэ-Дэ». Только не большое «Е-Бэ-Дэ», а маленькое «Е-Бэ-Дэ», которое Ракетчик делал. А там уже через неделю — слет памяти Кузина Ивана Гавриловича.