— Может, рядом высадить? Навязываться неудобно, если ему пассажир ни к чему? — заволновался Афганка.
— Перетопчется! — уверенно сказал водитель, высунулся из комара и заорал вниз: — Эй, на козе!!! Эй, на козе, говорю!!! Мальца докинешь до жилья? Парень без денег на попутках добирается!
Что ему ответили, Афганка не расслышал, но водитель удовлетворенно откинулся на сиденье, приподнял хоботок комара и с победным жужжанием повел на посадку.
Водитель козы оказался добродушным микробом. Коза отправлялась с пастбища не скоро, и в другое время Афганка стал бы подумывать о том, чтобы вылезти и уехать на более скоростном транспорте, но сейчас он слишком устал. Они немного поговорили о навозе, сырости и новых антибиотиках, но вскоре Афганку стало клонить в сон. Заметив это, водитель указал местечко в углу и даже дал чем накрыться.
Проснулся Афганка от того, что водитель тряс его за плечо.
— Уже едем? — спросонья не понял Афганка.
— Поедем не скоро, — покачал головой водитель. — Но сейчас козу доить придут, я уже с молоком договорился, чтоб тебя довезли.
В бидоне молока было душно, толпилось огромное количество местных микробов и грибков, совсем негде было сесть. Афганка дремал всю дорогу, прислонившись спиной к чьим-то пыльным чемоданам. Наконец бидон остановился. Но народ не спешил расходиться.
— Что за остановка? — спросил Афганка у толстой плесени.
— Рынок.
— А чего ждем?
— Покупателя ждем, — прошамкала плесень.
— А когда он должен подойти?
— А кто ж его знает, — пожала плечами плесень. — Как подадут, так и придет. Бывало, что и по три дня ждали, народу собиралась такая давка, что не продохнуть.
Плесень отвернулась, а Афганка стал пробиваться к выходу. Перспектива ждать покупателя его никак не устраивала.
Афганка вышел на бортик и начал энергично голосовать. Останавливались в основном частные мошки, отвезти они могли недалеко, а денег хотели много. Кончилось тем, что приземлилась милицейская оса.
— Документы! — потребовал пузатый микроб.
Афганка распахнул кармашек на груди и вынул паспорт с ордером на поселение.
— Тю, — сказал пузатый микроб. — Сам из приморья, ордер в городе, в северном микрорайоне. Как ты попал в западный пригород?
— С молоком…
— А ну-ка поехали, — сурово кивнул микроб.
Пожав плечами, Афганка прошел в осу, и та с жужжанием взмыла в воздух. В осе сидел еще один микроб в милицейской форме — напарник. Он рулил осой, и оба внимательно глядели сверху на лотки рынка.
— В улей его повезем? — спросил первый микроб у напарника, возвращая паспорт Афганке. — Как раз сота свободная есть.
— На каком основании меня задерживают и в улей везут? — сухо поинтересовался Афганка.
— А чего на пригородном рынке делал без регистрации? — обернулся к Афганке напарник.
— На попутных еду с юга на север, — объяснил Афганка.
— На попу-у-у-утных… — удивленно протянул напарник, — А чего так?
— Денег нет, — спокойно ответил Афганка.
— Де-е-енег нет… — разочарованно протянул напарник. — Не, на кой он нам в улье сдался?
Первый микроб строго повернулся к Афганке:
— А ты знаешь, что на рынке нельзя вот так стоять и голосовать?
— Ну а что ж делать-то?.. — философски произнес Афганка.
Первый микроб начал озадаченно чесать затылок, но тут напарник пихнул его в бок и многозначительно указал вниз.
— Черешня… — протянул он с уважением.
— Ух, сколько набежало! — присвистнул первый микроб. — Чего творят…
Оса резко пошла на снижение. Глянув вниз, Афганка увидел лотки с россыпями кроваво-алой черешни. По ней рулили толпы блестящих зеленых мух. Увидев пикирующую осу, мухи начали поспешно разлетаться.
Милиционеры выпрыгнули из осы, вразвалочку подошли к группе толстых бацилл и начали о чем-то не спеша беседовать. Затем вместе с одной из бацилл они вернулись к осе. Первый микроб тщательно придерживал бациллу за рукав — не ясно было, то ли в знак особого почтения, то ли чтоб не убежала.
— Вылазь! — скомандовал он Афганке и указал на самую дальнюю ягоду. — Вон там голосуй, понял?
Афганка кивнул и проворно вылез наружу.
Алый бок ягоды раскалился и пылал жаром, стоять на таком солнцепеке было тяжело. Но место было оживленным, вокруг плотным потоком сновали люди и мухи. Наконец Афганке удалось остановить нервную и энергичную старушку. Водитель ее оказался таким же энергичным стариканом.
— Куда путь держим? — осведомился он.
— На попутках добираюсь с самого юга, с моря. Мне в город, до северных кварталов.
— Море-то эвон где… — удивился старичок. — Это ты столько городов на попутках проехал?
— Ага! — улыбнулся Афганка.
— Ну а деньги-то есть? — подозрительно осведомился старичок.
— Были б деньги — разве б на попутках ехал? — улыбнулся Афганка.
— Логичненько, логичненько. — произнес микроб, поправляя очки. — Очень логичненько. Ну садись.
Старушка взяла с лотка черешенку, положила в рот и двинулась в путь, немного прихрамывая.
— И что, сейчас разве возят? — недоверчиво поинтересовался старичок.
— Ну вот еду же, — самоуверенно кивнул Афганка, вспомнив, что старичок любит логику.
— Логичненько, — ответил старичок. — Но это тебе повезло, что я встретился. А если бы не я? И чего бы ты делал?
Афганка тактично промолчал.
— Вот и оно! — сказал старичок назидательно и замолчал на некоторое время.
Старушка бойко шла по рынку, размахивая кошелкой.
— Сейчас, — сказал старичок. — Еще рыбы куплю и домой на трамвае поедем. Ну давай, милая, шагай, шагай!
— Вы прямо с ней как с живой говорите, — удивился Афганка.
— А что ж она, не живая, что ли? — охотно поддержал разговор старичок. — Живая, все слышит, может, даже думает о чем-то своем…
— Кто думает? — насторожился Афганка, а про себя подумал: "Угораздило же нарваться на психа!"
— Человечинка думает, — кивнул старичок. — Шагает себе и думает о чем-то своем…
— Хм… — сказал Афганка. — И чем это она, простите, думает?
— Это уж я не знаю чем. Да и какая нам разница, верно?
— Большая разница, — возразил Афганка. — Как и чем может думать многоклеточное? Оно ж многоклеточное!
— А вот сам посуди! — крякнул старичок. — Толпа ведь думать может? А многоклеточное — это, считай, та же толпа.
— Не, — уверенно покачал головой Афганка. — Толпа думать не может.
— Может, может! — кивнул старичок. — Ты никогда не слышал, как толпа хором скандирует? Мысли, правда, у толпы куцые. Усредненные, я бы сказал. Но ведь есть же? Так что мы не можем отымать у многоклеточного право на разум!
— Разум, — хмыкнул Афганка. — Разум — это когда самое себя осознаешь. Может ли толпа осознавать самое себя? И думать о себе как о толпе?
Старичок погрузился в мысли. А может, просто замолчал, сконцентрировавшись на сложном участке дороги. Его старушка остановилась, переложила кошелку в другую руку и двинулась дальше.
— А вот ты неправильно вопрос ставишь, молодой человек, — сказал наконец старичок. — Вот я сейчас переложил кошелку в ее другую руку, верно? А может, она при этом думает, что по своему разумению это сделала?
— Но это же сделали вы?
— Это я думаю, что это сделал я, — возразил старичок. — Однако ж я не могу знать этого наверняка. Ведь мы тоже состоим из огромной кучи молекул, откуда я знаю, сам я себе хозяин или мною управляют внутренние молекулы? Ась?
— Вами, может, и управляют, а уж мной точно не управляют, — усмехнулся Афганка.
— А чем докажешь? — хихикнул старичок. — Чем докажешь, что ты сам придумываешь свои мысли? Может, внутри тебя сидит крошечная молекула и тобой рулит?
— Ну как… — растерялся Афганка. — Если бы мною рулила какая-нибудь молекула, я бы… Я б это чувствовал, наверно!
— Ой ли? — лукаво улыбнулся старичок.
— Нет, я бы тогда вообще ничего не чувствовал! — поправился Афганка. — Не было бы меня.
— Ой ли? — снова улыбнулся старичок.