— Думать трудно?
— Как бы слово придумать трудно.
— А его не надо придумывать! Все слова уже придуманы тыщу лет назад! В русском языке миллион слов! Надо из них взять одно. Готовое. Простое и понятное. Ферштейн?
— Ферштейн, Вадим Петрович. Но как бы не знаю даже. Вот было бы в русском языке три слова — мы бы с вами сели и выбрали… А когда миллион, тут как бы профессионал нужен. Этот, как его… Писатель какой-нибудь. Или поэт, что ли, как бы…
— Поэт! Ты знаешь хоть одного поэта во всей Щетиновке?
— Ну, в Щетиновке как бы, может, и нет… Хотя как бы двести тысяч жителей… Но в Самаре-то наверняка!
— Все дела брошу, поеду в Самару поэтов ловить!
Снова кольнуло в печени.
— Не долби мои мозги, — сказал Вадим Петрович. — К вечеру с тебя десять вариантов. Ауфвидерзейн! — Он нажал отбой.
Снова взял в руку маркер, положил перед собой чистый лист, закрыл глаза и попытался представить пачку хорошего масла. Это удалось. На пачке даже виднелась надпись. Вадим Петрович попытался разглядеть название, оно было неразборчивым, из трех букв.
— Луч? — произнес Вадим Петрович. — Мир?
С закрытыми глазами хотелось спать. Вадим Петрович снова сконцентрировался на пачке, но у той вдруг выросли тонкие ножки, и она резво убежала, неприлично виляя кормой.
— Сука! — огорчился Вадим Петрович.
В кабинет заглянула Эллочка.
— Минералочки, Вадим Петрович? — спросила она.
— Слово придумала?
— Роза.
— Что — роза?
— Масло «Роза». Такой цветок красивый.
— Йо-о-оханный… Элла, значит, вот что — достань мне телефоны каких-нибудь поэтов! Я не знаю, писателей!
— Креэйтеров?
— Чего? Да, типа того.
Эллочка вышла.
— Солнечное, — сказал Вадим Петрович. — Свежее. Здоровое. Вкусное. Мажется хорошо. Размазня!
Мобильник зашелся в истерике. Вадим Петрович поднес его к уху.
— У аппарата!
— Вадим Петрович! Я как бы тут звонил в Москву брату, он сказал, что теперь принято как бы всякого рода водку и закуску называть фамилией с двумя «эф»…
— У меня ни одной «эф» в фамилии.
— У меня есть. Я готов фамилию предоставить как бы.
— Масло «Скворцофф»?
— Как бы да.
— Скворцофф?
— Скворцофф…
— Ф-ф?
— Выходит, как бы так…
— Думаешь? А когда я тебя, ф-ф, завтра выгоню и поставлю какого-нибудь ф-ф-Козлова? Мы с ним этикетки будем перепечатывать? Ф-ф?!
— Вадим Петрович! Вадим Петрович! Вы как бы меня не поняли!!! Я же совсем не это имел!!! Я имел наоборот — сделать вашу фамилию!
— Мою фамилию?! На масло?!! Ты с ума сошел, придурок?!
— Так, может, вам лучше было бы не масло производить, а…
— Ты еще меня бизнесу учить будешь! Ты еще мне расскажешь, что производить! Вон пошел!! К вечеру десять вариантов!!
— Уже как бы восемь! — торопливо сказал Скворцов.
— Двенадцать!!! — взревел Вадим Петрович и со злостью брякнул мобильник на стол.
В кабинет впорхнула Эллочка с листком бумаги.
— Нашла, Вадим Петрович. Фирмы по дизайну, рекламе и слоганам. Одна в Щетиновке и шесть в Самаре.
Вадим Петрович хмуро посмотрел на листок.
— Данке шон.
Эллочка тихо вышла. Вадим Петрович набрал номер в Щетиновке и прислушался. В эфире долго щелкало и постукивало, словно переговаривалась стая дятлов, затем раздались первые гудки, и трубку подняли.
— Масс-техноложи-консалтин-групп, добрый день? — с придыханием откликнулась девушка, умело придавая каждому слову учтиво-вопросительную интонацию.
— Главного к аппарату, — хмуро пробасил Вадим Петрович.
— Как вас представить? — проворковала девушка.
— Заказчик.
— Минуточку, переключаю, — мяукнула девушка, крепко зажала трубку ладошкой и развязно крикнула. — Вась, возьми! Ва-а-ась!
— Алло! — раздался высокий мужской голос. — Вы по поводу визиток? Не привезли пока, ждем, попробуйте перезвонить после обеда.
— Стоп! — рявкнул Вадим Петрович. — Ты директор?
— Я, — неуверенно ответила трубка, — А вы?
— И я директор, — сказал Вадим Петрович. — Есть разговор. Заказ.
— После обеда. Адрес знаете? — И трубка забубнила привычной скороговоркой: — Улица Партизана Глухаря, дом один. Он там один. Это от вокзала на четвертой маршрутке до конечной, там прямо до напорной башни, в проулок, по доскам через канавку, увидите гаражи — это Красноказарменная, а слева…
— Стоп, — сказал Вадим Петрович. — Жду у себя в офисе через полчаса. Бульвар Труда, здание мэрии, четвертый этаж, «Фольксбуттер».
— Оп-па… — сказала трубка.
— С собой документ. На кого пропуск выписать?
— Э-э-э… Цуцыков. Василий Цуцыков.
— Пока будешь ехать — начинай думать. Ситуация такая — нужно название для масла. Но не простое. Самое лучшее название. Масло новое, сливочное, оху…тельное. Название должно соответствовать. Ферштейн?
— Я вас понял.
— Жду.
Василий Цуцыков оказался тощим человеком лет тридцати пяти, с узким лицом в золотых очках. В руках он нервно сжимал багровую кожаную папку, удивленно косясь на мятые бумажки, раскиданные по кабинету. Длинные волосы были схвачены сзади резинкой. Голубой, огорченно подумал Вадим Петрович, впрочем, какая мне разница? Он кивнул на свободное кресло. Цуцыков сразу расстегнул папку и вынул лист бумаги, исчерканный авторучкой. Вадим Петрович жестом остановил его. Крикнул Эллочке "кофе гостю!", вынул свою визитку и кинул ее вдаль по столу. Цуцыков взял визитку обеими руками.
— Сметана Вадим Петрович, — прочел Цуцыков торжественно. — Телефон какой длинный, это Москва?
— Это мобильный. — Вадим Петрович кивнул на трубку. — Через Германию. А теперь слушай меня внимательно, объясняю один раз.
Цуцыков поерзал талией в кресле, сложил ладони и замер.
— Мне пятьдесят пять, — задумчиво начал Вадим Петрович. — У меня небольшой замок под Кельном, жена, две любовницы, две дочки и сын в Америке. Мне ничего не надо. Ферштейн? Вообще ничего. Можешь такое представить?
Цуцыков вежливо покивал.
— Когда я уезжал, у меня было столько денег, сколько ты в кино не видел.
Цуцыков вежливо покивал.
— За мной охотились такие люди, которых ты никогда не увидишь.
Цуцыков застыл с полуулыбкой.
— Теперь уже не увидишь. Столько лет прошло, все поменялось. Я вернулся, чтобы делать в России бизнес. Ты слышал, что в Щетиновке строится завод масла?
— Конечно! — Цуцыков энергично кивнул.
— Я был на выставке в Бельгии. Купил самого нового оборудования на четыре миллиона евро!
— Это если в рублях… — Цуцыков задумался и стал чесать лоб над очками.
Вадим Петрович щелкнул пальцами, привлекая внимание.
— Четыре миллиона евро только оборудование! Я построил завод. Я поднял и перестроил пятьдесят коровников. Я буду выпускать масло. Оху…тельное русское масло! Такого нет даже в Германии! А в Щетиновке будет! Ты сам откуда? Наш, местный?
— Родился в Щетиновке, — закивал Цуцыков. — Окончил Самарский университет с красным дипломом.
— Хорошо, что местный, — удовлетворенно кивнул Вадим Петрович. — Есть маленькая проблема. Нужно название. Но не просто название. Самое лучшее название для масла. Мы тут думали, думали… Нужны свежие силы.
— Я готов! — Цуцыков вскинул голову и посмотрел Вадиму Петровичу в глаза. — К какому сроку?
— Вчера, — сказал Вадим Петрович.
— И все-таки?
— Третью неделю бьемся. Завтра я улетаю. Сегодня к вечеру надо решить. Деньги — не вопрос. Дам сколько попросишь. Хоть сто евро, хоть триста, хоть пятьсот.
— Полторы тысячи… — пискнул Цуцыков и испуганно вжал голову в плечи.
— Сколько-о-о??! — Вадим Петрович медленно поднялся во весь свой рост и навис над столом. — За одно-единственное слово?!!
— Такая цена, — пробормотал Цуцыков.
— Одно слово!!!
— Разработка бренда!
— Одно слово!!!
— В Самаре три тысячи! В Москве пять! Наверно…
— Ты не в Москве!!! — рявкнул Вадим Петрович.
Заныла печень. Вадим Петрович устало опустился в кресло.
— Да какая разница? Дам и полторы, только придумай.
Цуцыков важно поправил очки. Вошла Эллочка и поставила перед ним дымящуюся чашку, а перед Вадимом Петровичем — бутылочку французской минералки и бокал. Вадим Петрович жадно опрокинул бутылочку в бокал.