Лента подходила к концу, а результат был нулевой. Может, придумать что ещё?
Я резко затормозил. Дорогу преграждало здоровенное поваленное дерево.
Радости не было, лишь твёрдая уверенность - иначе и быть не могло.
Я оставил машину на дороге, достал из багажника рюкзак. Начал складывать консервы, спальник, надувной матрас, фонарь. Да, чуть не забыл - красную ленту.
Как тогда дед сказал - "можно пешком попробовать, ежели ума негусто"? Вот я и попробую.
– Растёшь над собой, парень!
Дед Иваныч стоял надо мной, смотрел, как я выбираюсь из спальника, рядом жарко дышал верный Казбек. Я не стал отвечать. Не хочешь помочь, так хоть не мешай, и за это спасибо.
– Я к тому, что Тезей - слыхал о таком? - ну вот, покуда по Лабиринту шастал, нитки сплошняком клал. А ты, как человек продвинутый, современный, стало быть, это дело рационализировал. Большая экономия получается.
Зря смеёшься, дед. Грешно смеяться над больным.
Дед смущённо крякнул. Уловил мысль.
– Ладно, Рома, извини. Только кончай красные тряпки по всему лесу развешивать. Этак ты мне волков приучишь, потом сладу с ними не будет.
Я молчал. Что мне до волков?
– Знает она о твоих изысканиях, Рома. Хотел я утаить, каюсь, впервые в жизни совершил служебное преступление, значит. Да разве от них что утаишь? Хоть как старайся, мысли в голове не задавишь.
Я молча сооружал костёр. Некогда мне, дед, неужели не видишь?
Дед снова крякнул.
– Ты вот что, Рома, айда ко мне. Придёт она.
Я медленно сел, опустил руки.
– Когда? - голос хриплый, дрожащий.
– Да хоть сегодня. Как раз дежурство её.
– В сторожку твою?
– Да куда хочешь. Можно и в сторожку, я мешать не буду, уйду. Насмотришься в её глазищи. Может, и все точки расставите, хоть и не верю я.
Я вдруг рассмеялся.
– Послушай, ведь она сегодня дежурит, значит, будет делать обход, или облёт, или что там? Так чего проще, я рядом с базой, в двух шагах. Не пойду я, дед, здесь останусь.
– Ну, как знаешь. Чем гостью угощать-то будешь?
Я молча поднял глаза. Дед снова крякнул.
– Ладно, дело твоё.
Костёр горел, чуть потрескивая. Косые солнечные лучи прочерчивали лесной сумрак, и плывущий меж деревьев дым принимал причудливые очертания - слоился, струился и закручивался маленькими вихрями. На землю спускался тихий вечер.
Где-то в ветвях, почти над головой, захлопала крыльями птица. Я заозирался - крупная птица, глухарь, что ли?
Мощный порыв ветра чуть не загасил огонь, поднял клуб золы, и я закашлялся. Поднял глаза. На крохотной полянке, где я обосновался, в двух шагах дрожало зыбкое марево. Секунда - и воздух словно вскипел, запузырился. Вот и она.
Ирочка стояла, наклонив голову набок, и внимательно, чуть виновато смотрела на меня, теребя на шее хрустальные бусы - свой маскирующий прибор. Я шагнул к ней прямо через костёр, даже не заметил. Как тогда, бухнулся на колени.
– Вот и ты. Ты сказала - до свидания. Я пришёл.
Сияние глаз, в упор.
– Здравствуй, Рома. Не говори ничего. Давай сядем.
Мы сели - я на остатки мелкого хвороста, она на мой спальник. Ирочка села по-турецки, потом перехватила мой взгляд. Усмехнулась, села по-другому, подтянув длинные ноги и обхватив их руками. Крылья развернулись, прикрыли её будто плащом.
– Это я виновата. Ведь я тогда уже почувствовала, за столом. Надо было мне тихо исчезнуть, пока процесс не стал необратим, как говорит мама.
Верно. Похоже, процесс необратим. Да только где тут вина, и чья? Да спасибо тебе за то, что я узнал любовь.
Глаза в глаза. И нет сил оторваться, Да и желания такого нет. Я наркоман, и ты мой наркотик.
– И что дальше, Рома?
Да, конечно. Дед прав, не в ресторан же её вести.
Она коротко рассмеялась.
– Я не люблю вида расчленённых трупов животных. Тем более пьяных людей.
Я беспомощно молчал. До сих пор передо мной стояла конкретная задача - найти её. Дальше покажет бой. Что покажет?
Она тряхнула золотистыми кудряшками, прикусила губку.
– Ладно, беру командование на себя. Тут у меня остались кое-какие дела, а потом я до утра совершенно свободна. Ты не уходи, я скоро.
Я хлопал глазами. Она что, хочет заночевать со мной у костра, в лесу?
– А что такое? Сейчас лето, ты одет достаточно тепло, а мне одежда и не нужна. Плюс костёр. Посидим. Нам обоим надо про себя кое-что понять, Рома.
Она поднялась, легко ступая, вышла на край поляны. Я любовался ей.
Она метнула мне смеющийся взгляд.
– Рома, Рома. Что же ты такую полянку выбрал маленькую? Взлетать вертикально знаешь, как трудно!
Огромные крылья развернулись, переливаясь на солнце. Сейчас запузырится, закипит воздух, и она исчезнет. Только летнее марево останется, да и то на миг.
Ирочка медленно, плавно подняла руки над головой. Огромные крылья с силой взмахнули, подымая маленький ураган. Она подпрыгнула и с шумом унеслась вверх, точно взлетела радуга. Первый раз я увидел взлёт без маскировки. Понятно - хотела доставить мне маленькое удовольствие.
В груди было тепло и щекотно.
– Ну вот и я. Продолжаем разговор?
Как она возникла тут, я и не заметил. Ни звука, ни ветерка. Выходит, и так она может. Как там - телепортация, вроде?
Она смеётся.
– Слишком роскошно было бы, Рома. Всё проще. Я села там - она махнула рукой - а то тут у тебя места мало. Ещё в костёр угодишь.
Я старался держаться как можно естественней
– Ну что, включила своих дендроидов? - гляди-ка, и с голосом справился.
– Их и не выключали. Я смену сдавала.
– А они меня не порвут?
– Не бойся, я не дам тебя в обиду.
Она села на расстеленный спальник, ловко подвернула ногу.
– Не люблю ходить пешком, по лесу особенно. Глянь, ногу занозила, пока к тебе добиралась.
Она протянула ногу мне так бесподобно-доверчиво, что у меня ёкнуло сердце. Нет, нечеловеческий жест, люди так не могут. Я взял её узкую ступню, горячую, с длинными, нечеловеческими пальцами.
– Вот, между пальцами - она пошевелила пальцами ноги.
Я наклонился ближе. Между большим, чуть оттопыренным пальцем, и указательным (интересно, а есть ли на ногах указательный палец?) торчала небольшая заноза. Я осторожно вынул её - хорошо, что отросли ногти - и хотел уже отпустить ногу. Но пальцы ступни вдруг плотно схватили меня за запястье. Я непроизвольно дёрнулся - рука сидела мёртво, как в колодке. Нога плавным, нечеловеческим движением повела мою руку вниз, выворачивая на излом.
Я посмотрел на Ирочку. Лазурные глаза смотрели напряжённо, серьёзно. Глупенькая моя. Любимая.
– И этим ты хотела меня отпугнуть?
Она шумно вздохнула, выпустила мою руку.
– Сдаюсь. Глупо, конечно. Да, я думала тебя напугать. Обычно люди боятся всего нечеловеческого.
Я сел рядом с ней.
– Я не испугаюсь тебя, не надейся. Даже если вдруг ты покажешь мне клыки.
– Вот клыков нету. Ты расстроен?
– Ужасно.
Я встретил её смеющийся взгляд. Всё напряжение последних недель вдруг прорвалось, и я захохотал. Мы смеялись, как чокнутые, валясь друг на друга, пока не перехватило дыхание и не закололо в боку.
– Будем смотреть правде в глаза. Мы действительно чокнутые, как ты помыслил, и отрицать это глупо. Сумасшествие заразно, и ты меня заразил, бестолковый.
Сумасшедший смех будто снёс разделявшую нас невидимую стенку, и мы сидели у костра, тесно прижавшись друг к другу. Я обнаружил вдруг, что моя рука лежит на плече Ирочки, вернее, на верхнем суставе крыла. И когда успел? Очевидно, Ирочке так было неудобно, и она совершенно естественно взяла мою руку и переложила себе на настоящее плечо. Я никогда ещё не был так счастлив.
Однако и чокнутым надо жить дальше. Как? Нет, не сейчас. Завтра.
– Расскажи мне о себе - попросил я.
Она полуобернулась ко мне. Сияющие глаза оказались рядом, и я снова потянулся туда, в эту бездну. Долгий, тягучий поцелуй. Чуть не до крови. Как ей это удаётся? Ведь у неё такие маленькие губки!