– Нет… Да ну… Чушь! – резюмировала Лариса, дослушав ленечкин рассказ – длинный и непривычно складный, как будто он и впрямь излагает эту историю не впервые. И даже саму себя умудрилась убедить в собственной уверенности. – В жизни так не бывает. Только в кино. Но ты, слава богу, не Бил Мюррей, а я не Энди МакДауэлл. Да и число сегодня не второе ноль второго, а…
– Девятое ноль девятого, – закончил он за нее и нерешительно добавил: – Кстати, ты… очень похожа на нее.
– В смысле? На Энди?! – возмутилась она. – Мне что, уже можно крем от морщин рекламировать? Или краску для седых волос?
– Нет… У вас просто похожие лица. Хотя твое намного моложе. И нос у тебя такой же… уточкой.
– Ну, спасибо! Вот только с утконосом меня еще не сравнивали! – язвительно поблагодарила Лариса, действительно в этот момент напоминающая скорее ехидну.
От ее слов Ленечка, в последние полчаса начавший было походить на почти нормального человека, собрался то ли расплакаться от обиды, то ли снова спрятаться в свою скорлупу из притворного равнодушия и самоуверенности. Оба этих варианта не устраивали Ларису, поэтому она первой протянула ему руку помощи. На полпути рука наткнулась на бутылку коллекционного французского вина и наполнила оба бокала.
– Закончилось, – вздохнула она, потрясая опустошенной тарой, которую не взяли бы ни в одном приемном пункте в силу специфической изогнутости горлышка. – Слушай, – глаза ее блеснули, – если завтра, как ты говоришь, у тебя снова случится девятое сентября, значит, все деньги, потраченные сегодня, вернутся на место? Так, может, закажем еще?
– Легко, – не моргнув глазом, согласился Ленечка и, поискав взглядом официанта, продолжил развивать мысль: – И деньги, и выбитый зуб, и одежда, если что-нибудь вдруг порвется или испачкается, вернется в первоначальное состояние. – Он усмехнулся. – Собственно, я перечислил тебе практически все плюсы моего нового образа жизни.
– Ладно, ладно, – остановила его Лариса. – Допустим, я тебе поверила. Почти. Значит, каждое утро ты просыпаешься в одном и том же дне, завтракаешь, едешь в институт, пишешь контрольную на второй паре…
– Не напоминай, – поморщился он. – За эти полгода я раз по десять прорешал все двенадцать вариантов. Они мне уже во сне снятся.
– Серьезно? – Она импровизировала по ходу беседы. – Ой, а ты не помнишь, как решается последняя задача четвертого варианта, а то я в сомнении… Сейчас я тебе напомню… – Она потянула из лежащей рядом крошечной сумочки в форме сердечка свернутую немилосердным рулоном общую тетрадь.
– Не трудись, – сказал Ленечка, закатывая глаза к потолку. – В грань, являющуюся основанием усеченной пирамиды, вписана окружность…
Он с точностью до запятой и трех знаков после нее воспроизвел условие задачи и начал излагать решение, водя вилкой по салфетке, но Ларисе скоро наскучило его слушать.
– И ты все это запомнил? – восхищенно спросила она. Тут было, от чего прийти в восхищение, ведь в представлении Ларисы варианты заданий им раздали только сегодня утром и всего на один академический час, который, как известно, на четверть короче обычного. Такие уж странные люди эти старички-академики: и жить торопятся, и всех вокруг смешат.
– Пришлось, – с грустной улыбкой ответил Ленечка. – Ты ведь не первый раз проверяешь меня таким образом.
– Да? Извини. Я все как-то забываю, что для тебя эта наша встреча уже… какая по счету?
– Сто четырнадцатая. Из которых ты только сорок шестой раз дослушиваешь до этого места. А еще двадцать семь раз ты вообще отказалась ужинать со мной.
– Значит… каждый твой день все-таки не полностью повторяет предыдущий? Что-то в нем может пойти по-другому?
– Да, конечно, кое-какие мелочи, вроде твоей реакции на мое предложение поужинать или варианта контрольной, который мне достается. Именно эти мелкие различия и оставляют мне надежду.
– На что?
– На то, что когда-нибудь произойдет радикальное изменение, после которого временная петля, в которую меня угораздило угодить, разорвется. Кроме того, никакому прогнозированию не поддаются мои собственные поступки. Поэтому я каждый день решаю, бриться мне сегодня или нет, ехать в институт или не ехать. И все равно бреюсь. И еду. И решаю эту осточертевшую контрольную, хотя уже почти не надеюсь узнать когда-нибудь результат.
Отчаяние, скрытое в его словах, тронуло ее. А что, задумалась Лариса, если бы не Ленечка, а она сама надолго задержалась в одном дне как в застрявшем лифте? Как бы она себя повела? Во всяком случае не стала бы истязать себя ежедневным бритьем и институтскими занятиями! Скорее уж шлялась бы целыми днями по любимым московским улочкам, пересмотрела все фильмы в кинотеатрах, посетила все бутики и кафе. И не ограничивала бы свое меню горсткой риса и овощным салатиком! Ведь если никакого завтра не будет, к чему следить за фигурой? И за внешностью, ведь – внимание! – старость не наступит никогда!!! Жаль только погода сегодня не сказать чтобы «самое то», девятое сентября выдалось слякотным и промозглым. Лучше бы было застрять в каком-нибудь летнем дне и не здесь, а где-нибудь поближе к коралловым атоллам, но и в московской ранней осени есть свои прелести. И если уж этот день стал для тебя последним, то прожить его следует соответственно: взять от жизни все и не задумываться о последствиях!