– Тогда вы должны обучить меня сражаться, – спокойно произнес он, подняв голову и глядя прямо в единственный глаз Валета. Глаз расширился, улыбка столь же медленно угасла.
– Ты понимаешь, что тебе не победить Зеркальника? – мягко произнес Стейн. Икабод пожал плечами.
– Насколько я понял, важна не победа, а именно ничья. Просто выстоять против Всадника в течение дня.
– И ты думаешь выстоять против того, кто сражается уже целую вечность? – Ирацибета нервно заерзала на своем месте. – Думаешь, сможешь продержаться хотя бы час против него?
Икабод улыбнулся одними губами.
– Если поразмышлять логически, то можно выстроить верную концепцию обороны. План битвы. Но для этого нужно хотя бы уметь драться. Нет, конечно, я занимался немного боксом и фехтованием, однако, моих навыков недостаточно будет для боя со Всадником. Именно потому я прошу вас, сэр Стейн, обучить меня.
Валет вскочил, вцепившись в растрепанные кудри и яростно дергая их.
– Ты сошел с ума, мальчишка! Ты безумнее троицы с Чаепитной поляны!
Икабод снова занялся гусеницей. Поднялся на широкий корень дерева и попытался пересадить оранжевое чудо на листик. Гусеница поразмышляла немного, затем решила, что идея и впрямь неплоха.
– Благодарю вас, молодой джентльмен, – неожиданно густым басом произнесло крошечное создание, – вы весьма обходительны.
Икабод с улыбкой поклонился гусенице и сел на прежнее место.
– Возможно, я и сошел с ума, но всё же прошу вас, сэр Стейн…
Валет с такой силой сжал толстую хворостину, что она разломилась в его пальцах. Ирацибета усмехнулась.
– Обучите меня, – мягко произнес лондонец, – и можете требовать всё, что угодно.
Валет отшвырнул обломки, переглянувшись с бывшей королевой. Ирацибета молча подкидывала в огонь прутики, травинки и прочую горящую шелуху. Валет принялся накручивать прядь своих черных волос на длинный палец.
– Всё, что угодно? – промурлыкал он с плохо скрытым сарказмом. Икабод невольно вздрогнул от того тона, каким были сказаны эти слова.
– Нет, отец, умоляю!
– Извольте замолчать, Икабод Крейн! А пока я добавляю десять ударов к тем десяти, что вам причитаются!
Боль обжигает пламенем. Всё тело сводят судороги от неудобного положения. Плеть в руке у отца Крейна превращается в орудие чудовищной пытки…
– Всё, что угодно, – Икабод постарался всеми силами, чтобы его голос не дрожал. – Считайте, что моя жизнь принадлежит вам, сэр Стейн.
Он поджал колени, обхватив себя обеими руками и уткнувшись взглядом в костер. Только бы не дрожать! Только бы не хлопнуться в обморок!
– Для начала нам нужно будет сопроводить Её Величество в Замок Бубновых Владык, – сказал Валет, присев рядом и с жадностью разглядывая побледневшее лицо лондонца. – Рано утром мы сделаем это. Потом вернемся сюда, и я начну… ваше обучение.
Икабод кивнул, усилием воли подавляя дрожь, чувствуя противную сладость и легкость в груди – предвестие обморока. Сполз со своего насеста, улегшись в мягкую мшистую ложбину между корней. И только потом позволил себе уплыть в небытие.
Утро встретило его пением птицы-луковицы. Сев и окончательно проснувшись, Икабод обнаружил, что Ирацибета увязывает в узел свои роскошные черные волосы, а Стейн деловито обжаривает на костерке насаженные на палочку хихикающие грибулочки. Вообще-то в своем обычном состоянии они назывались грибцами. Над огнем грибцы взрывались и превращались в чудесатые ароматные булочки, благоухающие корицей и ванилью.
– Дорога в Бубновое Королевство в трех месяцах пути отсюда, если бежать, а если ползти вместе с табуном улитконей, то всего минут десять, – заметил Валет, снимая готовую грибулочку и подавая Ирацибете. Вторую грибулочку он протянул Икабоду, а третью оставил себе, отщипывая от неё маленькие кусочки. Икабод не мог оторвать взгляда от его тонких как паучьи лапки пальцев.
Позавтракав грибулочками, они двинулись в путь. Икабод старался прогнать от себя грустные и жуткие мысли о том, какой платы потребует от него Валет. Перед глазами снова и снова вставала комната для наказаний, деревянный коловорот с толстыми ремнями, запах крови и железа вперемешку с запахом человеческого пота и блевотины.
Отец любил наказывать его. «Не согрешишь, не раскаешься, не будешь наказан, не искупишь» – любил повторять папа Крейн. Иногда повторял в такт ударам, снова и снова, раз за разом. Вначале было больно и ужасающе стыдно, а потом просто больно. Иногда он замечал, что за ним наблюдают внимательные глаза из портрета на стене. Но тогда было уже ни до чего. Хотелось только умереть, закрыть глаза и уплыть далеко-далеко…
– Что это? – шарахнулся Икабод, очнувшись от воспоминаний при виде здоровенных созданий, напоминающих одновременно улиток и коней. Они бодро переползали большое поле, издавая тонкое шипящее ржание и неодобрительно косясь на нахальных наездников. Стейн ухватился за один из улиточьих домиков, Ирацибета оседлала другой. Икабод не сразу сообразил, что делать, но скоро уже крепко цеплялся за шероховатую поверхность ракушки.
– Через десять минут будем на Бубновой Территории! – весело крикнул ему Стейн. Встречный ветер трепал его черные кудри, лицо показалось лондонцу удивительно молодым. На улитке рядом с Валетом радостно смеялась Дама Червей, она выглядела совершенно как девчонка. Икабод улыбнулся обоим, чувствуя странное воодушевление. Не всё ли равно, что было когда – то? Прошлое остается в прошлом, на то оно и прошлое.
– Э-ге-гей! – тоненько закричала Ирацибета, запрокинув к небу сияющее лицо. Её пышные темные волосы сверкающим шлейфом стлались за ней.
– Бетти, хэй, Бетти! – засмеялся Стейн. На миг лондонцу почудилось, что Валет смотрит на него обоими глазами, что нет ни ужасного шрама, ни сердечка-повязки. Это было так удивительно!
Икабод крепко вцепился в раковину своего одра, совершенно не представляя, как выглядит с растянутой до ушей улыбкой и развевающимися волосами и одеждой. Ему было так хорошо, как никогда не было за всю жизнь. Встречный ветер кружил голову, выдувал из сердца все волнения, страхи, опасения. Он услышал далекий ликующий вопль и не сразу понял, что кричит он сам.
– Прыгай! Прыгай, Крейн! – отчаянно вопил откуда-то Стейн.
Потом что-то ударило его в бок, и Икабод оказался лежащим на довольно жестком предмете, не настолько жестком, как камни и алые остроугольные плиты вокруг, но всё же. И что-то держало его, обвивая талию, чуть придавливая спину между лопаток. Икабод обессиленно уткнулся лицом в это мягкое-жесткое, чувствуя теплый запах пота и кожи, не запах боли и страха, а чуть влажный аромат живого тела. В смятении он поднял голову и увидел, что лежит на Валете Червей, а тот смотрит на него затуманенным оком, медленно облизывая алые губы. Внутри мгновенно стало горячо, тесно. Икабод торопливо уперся ладонями в грудь Валета и скатился с него.
– Сказал бы спасибо хотя бы что ли, – послышался голос Ирацибеты, – останься ты на улитконе, так бы и ездил вечно, хихикая, словно больной зелюк.
– Спа… спасибо, – выдавил Икабод, глядя на длинную фигуру, медленно садящуюся на алых плитах. – Вы не ушиблись, сэр Стейн?
Валет бросил на него странный взгляд и согнул в колене левую ногу, подтянув её к груди, прикрывая таким образом низ живота. Икабод последовал его примеру, чувствуя, как нехотя уходит горячее, болезненное напряжение в паху. Некоторое время они сидели так, боясь взглянуть друг на друга, кожей ощущая это лениво уползающее возбуждение.