– На здоровье. Но я скорее буду есть гусениц с горячего тротуара.
– Где ты это подхватила?
Касс пожала плечами.
– От Ранди.
– Ну, смошенничал он маленько с «восхождением». Зато тридцать пять сенаторов.
– Перестань пудрить мне мозги. Это не по-дружески.
Терри наклонился к ней через стол.
– Да, он заключил кое-какие сделки. Слушай, ты что, не учила в школе граждановедение? Они же все так поступают. А мы ему скажем: «Жопа с ручкой, это мы тебя довели досюда. Мы и до конечного пункта тебя доведем. Но за это дай нам то-то и то-то».
– И что мы от него хотим? – спросила Касс.
– Не знаю, – сказал Терри. – Что-нибудь придумаем.
– Касс! Входи, радость моя. Я по тебе соскучился.
Сенатский кабинет Ранди, как и большинство таких кабинетов, был просторным, и чтобы от двери дойти до стола, требовалось время, за которое сенатор обычно успевал подняться навстречу посетителю. Но Ранди навстречу Касс не встал. После того, как она побывала здесь в прошлый раз в день его судьбоносной речи в АББА, произошло некое, скажем так, изменение протокола. Он не только не встал ей навстречу, но вернулся к своей бумажной работе.
– Садись, садись, – сказал он, не поднимая глаз.
– Я, видимо… не вовремя? – спросила она прохладно.
– Ты? Что за глупости! Очень приятно, что ты заглянула.
– Я не ослышалась? Ты действительно сейчас сказал: «Очень приятно, что ты заглянула»?
– Да. А что?
– Да ничего. Просто сенаторы обычно говорят такое, не знаю… учителю года округа Барнстабл или какому-нибудь чиновнику, ответственному за градостроительство.
– Значит, не перестала еще сердиться?
– На что я могу сердиться? Разве только на то, что ты полностью переписал законопроект о «восхождении» и не удосужился мне про это сообщить.
– Пойми, прелесть моя, есть такая штука, как реальный мир, и есть такая штука, как сенат США. У нас имеется шанс забить гол.
– Только в чьи ворота, бомбардир ты наш?
Ранди бросил на нее раздосадованный взгляд, словно только ее упрямство мешало признанию его политического гения.
– Не знаю, как это еще сформулировать. Нам нужны бумеры.
– А я-то думала, идея в противостоянии бумерам.
– Может быть. Но лучше, чтобы они были в твоем шатре и мочились наружу, чем наоборот.
Касс уставилась на него.
– Это из Джефферсона или из Медисона цитата?
– Ты хочешь, чтобы законопроект прошел, или нет?
– В данный момент нет. Ты взял мой метавопрос и пустил его на жирный навар для бумеров. Я не для этого согласилась участвовать.
– Сожалею, что демократический процесс не соответствует твоим высоким требованиям. Привет от меня Аристотелю и Периклу.
У него был тот самый маленько потусторонний вид. Касс встала.
– Ладно, желаю удачи.
– Ты что, уходишь? – спросил он. Вдруг его лицо стало более человеческим.
– Нет, не ухожу. Бегу со всех ног.
– Нет, Касс, давай-ка сядь. Послушай. Как-нибудь мы это урегулируем.
– Я тебе не лобби, Ранди.
Он улыбнулся.
– Да. Я понимаю.
Он встал и, прыжками обогнув стол, приблизился к ней. Касс поняла, почему он не стал вставать при ее появлении. Он был без протеза. Она захихикала.
– Извини, – пробормотала она. – Это просто… не знаю… по барабану!
– Смейся, смейся над калекой. Все вы такие.
Он доскакал до двери и запер ее.
Некоторое время спустя, лежа с ним на большом кожаном диване, она спросила:
– Ты слышал про выступление Гидеона Пейна?
– Слышал, – сказал Ранди. – Я собирался лично явиться к нему в кабинет и сломать гаденышу нос, но мои оруженосцы отсоветовали. Должность сенатора накладывает определенные ограничения. К тому же эта история с его предком, убившим моего предка. Похоже было бы на какую-то идиотскую кровную месть. Метишь в президенты – изволь принимать позы, исполненные достоинства. Я вот думаю – может, снайпера нанять? Чтобы свести, так сказать, исторические счеты.
– Беспокоиться по его поводу стоит или нет?
– По-моему, не стоит. Никаких «данных» у него нет. Мы же ничем таким на минном поле не занимались. – Он улыбнулся. – На это просто не было времени.
– Он назвал меня Жанной Темных Сил.
– Я видел. Неглупо, кстати.
– Ага.
– Но ты ведь, лапочка, не оставишь это без ответа, – сказал Ранди.
– Мне пришло в голову: «толстячок-говнючок». Как тебе?
– Мне нравится. И остроумно, и по существу. Теперь хочу о другом. Мой сотрудник Спек сообщил кое-что. Боюсь, тебе не очень приятно будет услышать. Но полная конфиденциальность, хорошо?
– Дудки. Тут же все растреплю «Нью-Йорк таймс».
– Он раньше работал в президентской службе безопасности и имеет доступ ко всяческим… Не буду уточнять, но поверь мне: он настоящий питбуль. Во время последней кампании… ладно, не важно.
– Ты пробалтываешься.
– Дорогая, я испытываю посткоитальное блаженство. Тону в эндорфинах. Еще бы я не пробалтывался. Он говорит, было несколько телефонных разговоров между Белым домом и очень секретным телефонным номером твоего отца.
Касс замерла.
– И что в этом такого? Он крупный жертвователь. Филин…
– Да, но звонки были большей частью незадолго до того, как твой дорогой папаша публично назвал тебя…
– Морально отталкивающей?
– Да. Извини.
Касс задумалась.
– И все-таки это не значит…
– Касс. Кто кого должен учить теперь трезвому взгляду на вещи? Давай посмотрим аналитически.
– Куда эффективней, чем эмоционально.
– Конечно. Допустим, они попросили его осудить тебя. Зачем? Cui bono?[74] Наверняка им. Белый дом, кто бы его ни занимал, всегда озабочен своими, и только своими проблемами. – Ранди ненадолго задумался. – Не могу все разобрать по косточкам, но похоже на желание Белого дома избежать какой-то неловкости. Как будто они хотели, чтобы Фрэнк публично назвался твоим отцом. – Он еще поразмыслил. – Ну конечно. Еще бы. Совершенно очевидно. Сообразишь сама?
– СМИ еще не знали, что мы в родстве. Он сидел тихо. Фамилии у нас разные. Он крупный спонсор Белого дома, а я разбрасываю бутылки с коктейлем «Молотов». И Министерство юстиции отпускает меня на свободу.
– Умница. Видишь, как секс прочищает мозги?
Касс вздохнула.
– Бог ты мой. Настоящий гадюшник, правда?
– Это Вашингтон, милая моя. «Сияющий град на холме». Маяк демократии. Последняя и самая светлая надежда человечества. И ты удивляешься, что мне приходится заключать кое-какие сделки?
– Осторожно – лохотрон. Ты на крючке у них, мой дорогой.
– Мы еще это обсудим. Но Спек разнюхал и кое-что другое. Слыхала когда-нибудь о программе под названием RIP?
Глава 21
Настроение президента, который и так был не в духе, не улучшилось от сообщения Бакки Трамбла во время их обычного политического совещания в семь утра, что сенатор Рандольф К.Джепперсон «не исключает» выставление своей кандидатуры в президенты. Это довело общее количество новых претендентов на пост до пяти. Не очень-то приятно, когда столько людей выражают желание спихнуть тебя с должности.
– Едрена мышь! – взорвался президент и послал через стол в лицо Бакки кофеиновый выдох ураганной силы. – Есть тут хоть один, кто не намерен против меня выставляться? И без того трудно эту сраную страну… – Бакки Трамбл жил в постоянном страхе перед тем, что буйный на язык президент вдруг возьмет и ляпнет публично: «эта сраная страна». – …удерживать от падения хер знает куда, а тут еще идти на первичные выборы? Мамка Иисусова, теперь получается, что я должен буду, как мудак, тащиться в Нью-Гэмпшир в проклятущие зимние холода, чтобы в каком-то долбаном школьном зальчике дебатировать со всякими обормотами?
– Видите ли, сэр…
– Как до этого, на хер, дошло? Скажите мне, кто-нибудь! Ты мне скажи!
Бакки Трамбла бросило в дрожь.