– Это всё сучка Девайн, – не унимался президент, посылая через комнату еще одно воздушное цунами. – Ее саму надо было отправить на восхождение, когда она была у нас в руках! Но кое-кто решил, что блестящей идеей будет ее отпустить!
– С этим, сэр, мы еще посмотрим, как повернется, – сказал Бакки. – Я предпринимаю очень серьезные усилия. Кстати, вы знаете, что Гидеон публично выступил по поводу «данных», которые мы ему предоставили?
– Знаю, – рявкнул президент. – Надеюсь, он не такой идиот, чтобы на нас ссылаться. «Данные»! Они такие хиленькие, что плюнуть и растереть.
«Данные», которыми президент и его политический советник вооружили Гидеона против его мучительницы Кассандры Девайн и, заодно, против их мучителя сенатора Джепперсона, были и правда хилые. Один из членов команды вертолета, подобравшего сенатора и девушку на минном поле, несколько месяцев спустя выпил лишнего и сказал сотруднице американского посольства в баре в Гнилюке, что они «трахались там до потери пульса».
Этот пустой треп явно противоречил неистовым радиосообщениям Касс о том, что они подверглись атаке и нуждаются в помощи. Тем не менее сотрудница посольства, как водится, передала слова пьяного офицера в Госдепартамент. Оттуда они, как водится, просочились в Белый дом через посредство заместителя помощника госсекретаря, искавшего возможность отличиться и получить повышение.
Словом, вопреки тому, что президент сказал Гидеону, это была совсем не такая информация, которая способна изменить картину в корне. Но Гидеону, жаждавшему отомстить Касс, она сгодилась.
Президент и Бакки показали Гидеону сообщение, полученное Госдепом, но копию ему дать отказались. В своей речи в Уилинге – традиционном месте выступлений с громкими разоблачениями на основании «данных» из Госдепа – Гидеон заявил только (но заявил с великой убежденностью и праведным гневом), что видел «убедительное доказательство того, что капрал Девайн и конгрессмен Джепперсон занимались в машине отнюдь не только выяснением фактов».
– Пресса на это клюнула, – сказал Бакки.
– Будем надеяться, что он не раскроет источник, – заметил президент.
– Он еще назвал ее Жанной Темных Сил. Жалко, что не я это придумал. Сэр, предварительный опрос сенаторов по поводу законопроекта о «восхождении» дал тревожные результаты. Джепперсона поддержали тридцать пять человек.
– Ты прекрасно знаешь, что этот закон не пройдет.
– Меня другое волнует. Джепперсон хочет использовать эту тему как трамплин. Надо лишить его трамплина. В связи с чем у меня есть мысль.
– Валяй, – сказал президент с этаким скучающим видом. На самом-то деле он был весь внимание, но это был хороший способ заставить собеседника выдать все по максимуму.
Бакки изложил свою мысль. Президент делал вид, что слушает без особого интереса. Когда Бакки кончил, президент фыркнул, уставился на него, поджал губы, потер подбородок, нос, подергал себя за мочку уха.
– Неплохо, – сказал он, – но Гидеон-то как? В штаны не наложит?
– Не наложит, если конфиденциально сообщить ему суть нашего плана. И… мемориал в придачу.
– Черт возьми, Бак! Думаешь, мне охота выглянуть с утра в окно спальни и увидеть какой-то сраный мемориал сорока миллионам зародышей? Японский бог! Это недостойно президента.
– До этого никогда не дойдет. Просто намекните ему, что у вас нет принципиальных возражений. Скажите, что пригласите к себе сенаторов и конгрессменов из Мемориальной комиссии по вашингтонскому Моллу. Скажите и… забудьте. К тому времени выборы уже пройдут, и что там мы пообещали Гидеону, значения иметь не будет. Скажем ему, что пытались. Пригласим на уик-энд в Кэмп-Дэвид, и он заткнется.
– Я не собираюсь проводить с ним уикэнд ни в Кэмп-Дэвиде, ни где-либо еще. Но хорошо, я согласен. Идея мне нравится. Действуй.
– Понял вас, сэр.
Впервые за последние месяцы Бакки Трамбл почувствовал облегчение.
Ранди никогда раньше не был в Овальном кабинете. Двигаясь по Капитолийскому холму в машине, которую послали за ним из Белого дома, он невольно предался мечтам о дне, когда он, – кто знает? – может быть, поедет в Белый дом в еще большей машине. Сопровождаемой агентами президентской службы безопасности. Бегут рядом, потеют.
Машина въехала в юго-западные ворота и замедлила ход при приближении охранников в форме.
Накануне Ранди удостоился личного звонка от Бакки Трамбла, главного политического советника президента, второго человека в стране. Трамбл поздравил его с удачным продвижением законопроекта о «восхождении», после чего сказал:
– С вами хотел бы встретиться президент. Есть о чем поговорить.
В первый момент Ранди изобразил равнодушие:
– О чем именно?
– Президент в восторге от того, как вы все это обстряпываете, – сказал Бакки. – У нас, как вам известно, иная позиция. Но ваша, так сказать, техника ведения мяча произвела на него сильное впечатление. Очень сильное.
Ранди мигом растекся сахарным сиропом:
– Передайте президенту, что, хоть мы и расходимся по каким-то вопросам, я питаю к нему глубочайшее личное уважение.
– Вы сможете сами ему это сказать, – радостно отозвался Бакки, наживляя крючок. – Сенатор, вы позволите открыть вам один секрет?
– Конечно. Я слушаю.
– Я должен просить о полной конфиденциальности.
– Обещаю, – сказал Ранди, весь любопытство.
Бакки понизил голос до чуть слышного, что гарантирует напряженное внимание собеседника:
– Президент рассматривает разные варианты в связи с вопросом о том, пойдет ли он на следующие выборы в паре с нынешним вице-президентом. Может случиться так… – Слова Бакки колыхались в воздухе, как рождественское украшение из омелы. – …что он возьмет себе в напарники кого-то другого.
Ранди беспокоило, что Бакки может услышать туки-туки-туки-тук его сердца.
– Да-да…
– Официально вы приглашены по другому поводу. Но – строго между нами – у визита будет и неофициальная сторона, более важная. – Бакки тихо ухмыльнулся. – Простите за уклончивость, черт бы ее драл.
Ранди уже сидел за столом очень-очень прямо.
– Я вас понимаю, – сказал он торжественно.
– Завтра в три сможете?
– Буду как штык!
Ранди тут же выбранил себя за этот энтузиазм в голосе. Прирожденный член правящего бело-англосаксонско-протестантского класса, он собаку съел на доброй старой нотке ленцы; но тут ему выучка, увы, изменила.
Он решил было созвать помощников и рассказать о приглашении, но испугался утечки и передумал. Ему очень хотелось сообщить Касс, но она могла передать Терри, а Терри он не доверял: чего доброго, пойдет болтать по всему городу. Этим пиарщикам только и надо, что произвести впечатление.
Ночью Ранди глаз не сомкнул.
И вот он на пороге Овального кабинета – этого пупа всемирной истории, этой наковальни амбиций и в то же время, о чем он не догадывался, большой ловушки продолговатой формы.
Президент осиял его тысячеваттной улыбкой и устремился ему навстречу. Хромота Ранди по мере приближения в верховному главнокомандующему все усиливалась.
Как мило со стороны Ранди, что он пришел не откладывая… с давних пор восхищает его политический стиль… молодцом там в Боснии… мастерски привлек всеобщее внимание к реформе соцобеспечения… Кофе? Садитесь же, прошу вас. Как это мы не додумались пригласить вас раньше? Бакки, почему мы так долго с этим тянули? Меньше надо спать на работе! Бакки улыбнулся. Моя вина, босс. Рубите мне голову.
– Можно называть вас Ранди?
– Да, сэр.
– Ранди, у меня может найтись для вас работа.
Что-то быстро, подумал Ранди.
– Но эта ваша затея с «восхождением»…
– Да-да? – осторожно, вопросительным тоном произнес Ранди.
– Вы знаете – и я знаю – и все знают, что из этого ничего не получится.
– Не могу сказать, – улыбнулся Ранди, – что вполне в этом уверен, мистер президент. Мы день ото дня получаем все большую поддержку…