У Гилтанаса стучали зубы.
– Не прошло и месяца, как я попал из раскаленных Северных Равнин в эту холодину, – прокричал он, понимая, что Алин ничего не слышит сквозь толстый шерстяной капюшон и свист ветра. – Мало кому такое понравится. Полдень – самое теплое время. Что же будет вечером?
Эльф знал, что родина Каганести покрылась льдом из-за белого дракона, который изменил климат по своему вкусу, но он даже представить себе не мог, какой здесь мороз. Холод проникал сквозь мех плаща и рукавиц, щипал нос и уши, ноги коченели, несмотря на теплую обувь.
Ветер выл, точно сонм привидений, нагоняя тоску. Гилтанас оглянулся на белую бухту, усеянную маленькими айсбергами. Посреди нее темным пятном выделялась «Наковальня Флинта». Бросив прощальный взгляд на корабль, эльф продолжил путь вглубь острова, он был уверен, что ни стужа, ни тьма не помешают ему найти верную дорогу.
Местами снег слежался так плотно, что образовалась твердая корка. Это облегчало движение путников, хотя их одежда была громоздкой и тяжелой. Там, где снег был мягкий и рыхлый, Гилтанас, который шел первым, поначалу проваливался по пояс. Ворчун помогал ему выбираться, стараясь не увязнуть сам. Чтобы окончательно не попасть в ловушку, приходилось предварительно прощупывать дорогу. Грозное копье Дамона, которое мореход и так одолжил скрепя сердце, нашло необычное для себя применение.
Вскоре после полудня небо окончательно затянулось. Бледный, расплывчатый пейзаж не предвещал ничего хорошего.
– Месяц, – сказал эльф. – Поиск Усыпальницы и Копья у нас займет целый месяц. – Он взглянул на Алина. – Может, чуть больше. Ты раньше расставался с женой так надолго?
Алин покачал головой:
– Да, это очень трудно. Я люблю ее и детей. Но одной любви мало. Чего-то недостает в моей жизни.
– И ты думаешь найти это в ледяной пустыне?
– Я хочу познать этот мир. С помощью магии и с помощью разума.
– В тебе так много от твоего великого дяди и отца.
«Младший Маджере свяжется с отцом, если мы… когда мы, – поправил себя Гилтанас, – достигнем своей цели. Тогда Палин с помощью волшебства заберет нас отсюда. Вернуть друзей домой куда легче, чем посылать в неизвестность». Он хорошо помнил, с каким трудом дались магу прощальные слова: «Может случиться, что вы навеки останетесь в этих ледниках».
Гилтанас, Алин и Ворчун постепенно сбавили шаг и еле тащились. Дикий переносил непогоду лучше остальных. Изредка он отбегал в сторону, если обнаруживал особо интересный запах, прижимал уши и крался, поводя носом.
Алина не покидало ощущение, что за ними наблюдают. Теперь ему стало ясно, почему Дикий выглядит таким взволнованным. Не было никаких явных признаков чьего-либо присутствия, хотя Маджере мог поклясться, что дважды видел сзади на тропе темный силуэт. Однако, как только он хотел попросить Гилтанаса или Ворчуна посмотреть, все исчезало.
Ночь застала их сидящими внутри выгнутого подковой сугроба. Алина не покидали мысли о видениях. Он понимал, что здесь не лучшее место для ночлега, но все настолько устали, что просто не могли искать другое.
Ветер разогнал облака, на небе проглянули звезды. Их свет падал на снег, рассыпаясь по равнине тысячами бриллиантов. Эльф зачарованно смотрел вокруг, не забывая, тем не менее, про себя ругать холод.
– Может, это был великан, – предположил Гилтанас, – а может, Диковатый Эльф, не покинувший остров, слоняется здесь один, боясь приближаться к чужестранцам.
Защищенные от свистящего ветра, они впервые, с тех пор, как вступили на землю Южного Эргота, смогли нормально расслышать друг друга.
Алин отрицательно покачал головой. Тот, кого видел маг, не походил ни на одно существо, встреченное им раньше, тем более на Каганести. Рост его был слишком высок, а тело имело бочкообразную форму. Правда, этот кто-то находился слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть детали.
Гилтанас прислонился спиной к ледяной стене их убежища и закрыл глаза. Эльф очень устал, но жаловаться не имело смысла, потому что он сам предложил направить их маленькую группу на поиски Усыпальницы Хумы и со всей убедительностью доказал, что должен возглавить поход.
Копье Дамона было воткнуто в снег и торчало возле сугроба без всякого присмотра.
– Скорее всего, оно нам не понадобится, – объяснил эльф. – Риг все жаждал убить дракона, но, даже если оно выковано для борьбы с ними, против владыки такое оружие бессильно.
Алин кивнул и задремал. Он тоже добровольно согласился участвовать в поисках Копья на Южном Эрготе. Его любовь и уважение к отцу были безграничны, но возможность проявить себя не просто как сын Палина Маджере представлялась очень важной.
«Я взрослый человек, а всю жизнь провел в тени великих предков, – думал Алин. – Здесь же я сам по себе».
Гилтанас плотнее завернулся в плащ и крепче прижался к младшему Маджере. Он старался думать о горячих песках, просыпающихся ручьях в весенних дубравах, о почках, набухающих на деревьях, – только не о лютом морозе, но и это не помогло согреться.
Спустя неделю путники заметили необычных существ, в руках у которых были не то копья, не то посохи.
– Выглядят они не очень дружелюбно, – сказал эльф.
В тот же день обнаружилась цепочка следов, тянущаяся в том же направлении, в котором шли трое друзей. Отпечатки были слишком маленькие, чтобы принадлежать великанам или тем могучим созданиям, что следовали за ними. Стало ясно, что впереди шли люди. Судя по следам, их было девять.
– Не нравится мне все это, – сказал Гилтанас ночью на привале в маленьком сосновом леске. – Что им понадобилось в таком диком месте? Какие сокровища?
– Вот именно – сокровища! – воскликнул Алин. – И заметь, они идут туда же, куда и мы, – прямо к Усыпальнице Хумы. А еще эти… позади, – добавил он, дожевывая кусок вяленой говядины, – непонятно, кто такие. Настроены-то они враждебно, раз вооружены, но держатся на расстоянии. Пожалуй, и сами боятся.
Ворчун, не принимавший участия в разговорах, потянул носом воздух. Ветер принес до боли знакомый запах, чуждый этим краям, – запах моря и рыбы. Полулюдоед взволнованно огляделся, склонил голову и пошел на запах.
Дикий зарычал и пополз на брюхе, пробираясь между кустами, шерсть на его загривке стояла дыбом. Ворчун откинул капюшон, чтобы лучше видеть происходящее. Внезапно волк завыл и метнулся назад. Полулюдоед заметил рану, нанесенную копьем, в боку зверя. Распахнув плащ, Ворчун вытащил из-за пояса кофель-нагель и бросился вперед, вспахивая снег, который полетел в лицо Алину и Гилтанасу, спешившим следом.
Четыре фигуры, словно выросшие из-под снега, стояли между двух сосен. Лунный свет, падающий сквозь ветви, освещал уродливые физиономии. Они были чем-то средним между людьми и моржами – восьмифутового роста, с широкими плечами, за которыми мог спрятаться даже Ворчун, и мощной прослойкой жира на торсе. Их огромные мускулистые руки напоминали человеческие, но на пальцах росли короткие толстые когти, головы, в точности как у моржей, сидели на коротких толстых шеях, два кривых клыка торчали по углам рта, полного коротких острых зубов, крохотные черные глазки блестели над щетиной, торчащей на верхней губе. Грубая кожа отливала серо-синим. Это были таной – люди-моржи.
Они закричали глубокими гортанными голосами. Ворчун видел только шевеление губ, но разобрать слов не мог – мешали клубы пара, вырывающиеся из пастей. Полулюдоед ткнул кофель-нагелем ближайшего таной, но его шкура оказалась такой прочной, что лезвие просто отскочило, не причинив никакого вреда.
– Уведи Ворчуна от сосен! – крикнул Алин Гилтанасу и начал колдовать, не сводя глаз с деревьев. «Если огненное заклинание сработало против корабля рыцарей, почему бы ему не подействовать на сосны», – рассудил он.
Трое других таной выставили копья и двинулись на Ворчуна. Он попятился, пока не уперся в ствол дерева. Полулюдоед не собирался отступать, он отбросил ножик и ухватился за копье одного из нападавших, его мускулы напряглись – наконечник плясал возле лица. Ворчун отвел копье в сторону и дернул на себя, завладев оружием. Теперь он мог не только защищаться, но и нападать.
Дикий, завывавший позади, бросился на обезоруженного таной, яростно кусая его. Человек-морж пытался отшвырнуть зверя, но Дикий, хоть и был ранен, ловко уворачивался от острых когтей. Снег окрасился кровью, розовой в свете луны.